Бодался телёнок с дубом. Очерки литературной жизни

Поэтому первейшая и естественная помощь мне от Нади стала – переводы. Множество сделала она мне их – газетных статей, рецензий, потом – и целых книг, которых по недостаче времени я никогда бы по-немецки не одолел. Да как! – хорошо поняв и систему мою и направление интересов, она не переводила всю книгу сплошь, что новый труд для меня составило бы – такой большой объём читать. Она – конспектировала и группировала по нужным темам, с ясными заголовками, на листах определённых размеров. (С особенной благодарностью вспоминаю, как она обработала – часто в электричках да в метро, у самой же тоже времени не было! – книгу генерала Франсуа и воспоминания генерала Гурко, которых на русском не существует.) Она же перевела книгу Земана, о связях Ленина с германским м.и.д.

А у Мильевны был иной талант: иметь множество разнообразных знакомых. Вообще, для конспиратора это не всегда пригожий талант, но у Мильевны оборачивался счастливо: о какой бы новой неожиданной нужде я ни заявлял, она некоторое время думала – и всегда догадывалась, к кому надо обратиться. Срочно понадобилось мне спасать хранилище рукописей от Теуша – я кинулся к «эНэНам» («НН» – соединённо звали мы их так, от первых букв имён), – безтрепетно взяли они к себе. Но у них квартира – двор проходной и под подозрением, ненадёжно, Мильевна думала – придумала знатного геолога Бориса Абрамовича Петрушевского, со свободою заграничных командировок даже, обратилась к нему – и он согласился, и верно держал хранилище года три-четыре, одно время даже с добавлением нескольких «Архипелагов». (По конспирации я его не только не видел, но старался и фамилии не помнить, и не знать, где он живёт. Так никогда и не познакомились. Поклон ему низкий.) Некуда было деть один экземпляр окончательного «Архипелага»? – Мильевна думала, находила, увозила. (Были и промашки. Повезла далеко, с пересадками, пароходами в Весьегонский заповедник – кажется, благородному, надёжному человеку, а он испугался, жена испугалась, – и пришлось Мильевне назад волочить всю тяжесть, проигрыватель, килограммов десять, не в её бы возрасте! Повезли в Ленинград, кажется в хорошие руки отдали (двоюродная сестра), вдруг вызывают: заберите, не хотим такой ужас держать. И снова искать, уж теперь непременно в Ленинграде, – придумала, нашла! До сих пор там закопан один «Архипелаг», а я так и не знаю ни фамилии, ни места, знаю, что «под яблоней»[66].) Машинистку нужно найти – очень хорошую и очень надёжную, самые страшные тексты ей дать (а платить-то нечем, всё на энтузиазме). А ещё хорошо бы – и переплётчика тайного, надёжного: эти пачки листов потом затрёпываются, теряются. Мильевна подумала – и вместе нашла: машинистку, Ольгу Александровну Крыжановскую, – и её я не видел никогда, а сколько она нам сделала, сколько хранила! – поклон ей до земли, а муж её Андрей Иваныч, кадровый военный, инженер-полковник, между сердечными приступами еле держась, – переплетал мне все самиздатские «Архипелаги», всех «Телят» и много «Девяносто шестых», записки благодарственные я ему писал, а руки не успел пожать – он умер.

При таких обширных знакомствах (да при интеллигентской толчее в Иностранной библиотеке) – в Самиздат пускать самое естественное дело. За многие годы что б ни пускал я в Самиздат – эНэНам всегда мы с Люшей Чуковской отсчитывали экземпляры, от одного до пяти. (У Люши с Надей хорошо были поставлены встречи на станциях метро, – и места и минуты известны, и обеим по дороге, с работы, на работу, только бросить по телефону – утром или вечером. Пунктуальностью, ответственностью они сходны были обе, стоили друг друга.) «Читают “Ивана Денисовича”» от начала и до конца всё эНэНы сделали весной 1968 – и напечатали, и распустили по рукам.