Бодался телёнок с дубом. Очерки литературной жизни

Вот когда я узнал, как быстро книги могут вылетать в Самиздат! – только успевай написать их! Пока Люша выстукивала первую часть – я быстро писал вторую, она подхватисто, огоньком у меня пошла. И узловое литературное положение Чуковских весьма облегчало распространение (мы ещё не знали, никто не знал, – возьмёт ли Самиздат целый роман); и всё это распределение экземпляров, передачу их на следующую перепечатку, потом в срок востребование назад, память, у кого что, – тоже Люша брала на себя, какое облегчение, я по силе и по времени будто удвоился, и за лето, исключительно быстро, кончил вторую часть «Корпуса», и вот уже Люша выстукивала вторую часть, и потекла вторая, захватывая самиздатские поля.

После провала моего в 1965 именно Люша помогла мне изменить всю скорость жизни и перейти в непрерывное наступление. Я ощущал её как своего единопособника во всех практических планах и действиях; мы тщательно обсуждали их (со временем уходя для того из-под потолков в зелень). С самого начала посвящена была Люша в «Архипелаг» и все движенья его, тогда впервые начала наводить справки, выяснения, возилась с проектом карты Архипелага (квалифицированные геологи – Н. Пахтусова, Н. Кинд делали её, уже и во многом составили, уже и перефотографировали, но я отказался: всё же любительская получалась, слишком большие пространства не заполнены). А едва я кончил доработку Первой части и стало что печатать – Люша тут же села за окончательную перепечатку.

Уже достаточно была известна ГБ её соработка со мной, и становилось всё более опасным то свойство их квартиры, что она часто оставалась пуста – когда Лидия Корнеевна была в Переделкине, а Люша на работе. Поэтому Люша не делала моих перепечаток понемногу, а, зная заранее, когда наступят всплески работ, не использовала очередных отпусков, а потом в нужный момент брала их для густой работы. Так она поступила и весной 1968: за апрель в Москве напечатала весь Первый том «Архипелага», на Пасху приехала Кью, мы съехались в Рождестве, Люша за май отпечатала весь Второй том («Паганини-typist» звала её Кью за быстроту) и ещё в Третьем подсобила Кью и моей жене, с которой было у неё довольно недружно, – Люша съёживалась, вбиралась в себя и в работу, из сырой комнаты не вылезала месяц – и гнала.

Из них троих одна Люша только знала, через кого, как и куда пойдёт дальше плёнка, участвовала во всех перипетиях той авантюрной Троицыной отправки «Архипелага». Помню, в уныло ветреный день приехала она из Москвы в Рождество забирать у меня капсулу с плёнкой для Евы (см. очерк 9) – и от ветра ли этого настойчиво-недоброго были предчувствия нелёгкие. А ещё через два дня, под самую Троицу, Люша снова приехала в Рождество внезапно, с сообщением, что передача не прошла гладко, что за мальчиком (Саша Андреев, очерк 9) следили, – то-то наши предчувствия! Если совсем трезво, то приезжать ей за мной не следовало: ещё только в воскресенье должен был лететь Саша, ещё только в понедельник утром капсула. Ещё двое суток я мог быть в Рождестве без риска. Но Люша кинулась – спасти, увезти. Я узнал о слежке – и сразу померк для меня мой любимый прилесный участок и помавающие вершины берёз. Чувство острой опасности мне передалось, я поддался и решил исчезнуть из Рождества, уйти от слежки на эти дни, а при провале – может быть, опять в Укрывище, продлить свою свободу хоть на несколько месяцев, ещё что-то успеть сделать. В полчаса покинуть любимую налаженную дачку и скрыться. Жене я не велел приезжать, где буду, не привести хвоста. По пути в электричке объяснил это место Люше, с вокзала расстались – и облегчена она была, что я поехал – чистый. Но три тягчайших дня пробыл я в заточении. Должна была Люша приехать ко мне с любою вестью, но не ехала: сидела, томилась у себя дома, тщетно ждала новостей. Лишь вечером второго дня, поздно, я уже спал, ворвалась и привезла мне промежуточную радость, что «мальчика» по крайней мере не задержали, выпустили из Союза. Благополучную судьбу груза узнали мы лишь на четвёртый день, всё и все освободились.

Отпала опасность – и тут же я засел за окончательную редакцию «Круга»-96. А Люша, уже отбыв «отпуск» на «Архипелаге», теперь всё лето навёрстывала на службе, да и у деда, естественно ревновавшего ко всем отвлечениям сил её, давно заметив, что помощница она у него – не прежняя. И уже осенью Люша подхватила у меня «96-й» – и закончила перепечатку залпом. И в одну из зимних проходок по переделкинскому лесу предложила план: чтобы «нашим друзьям в Америке» (мы считали тогда Карлайлов друзьями…) не переводить заново весь роман и не выискивать разночтений – перепечатать для них ещё раз всю книгу таким особым способом, чтоб они видели все изменения и переводили только их (это мы назвали «косметический» экземпляр). И эту изнурительную, многотерпную работу Люша выполнила за несколько зимних месяцев – все вечера бежала с работы домой скорей. (Летом 1975, всё оставшееся сжигая, – сожгла и это. Так уходили в прорву целые годы работы.)