Бодался телёнок с дубом. Очерки литературной жизни

И пожалуй, всё прошло бы спокойно, если бы в четверг вечером Саша со своим московским родственником не пришли бы в гости к А. А., а он после их выхода, со своей тройной осторожностью, наблюл в окно, что были следящие: один пошёл за юношами, другой побежал куда-то. (Я не уверен вполне, перевес осторожности в других случаях приводил А. А. неправильно истолковать, когда слежки не было. Но Ева посегодня настаивает, что слежка подтвердилась – только по поводу, с нами не связанному. Возможно.) В те дни мы все приняли слежку как несомненность, и задало это нам лихорадки на пять дней. Сперва – самим Даниле и Еве: продолжать ли операцию или покинуть? Кто не жил в конспирации, даже не вообразит этого отягощённого, изматывающего состояния, когда, может быть просматриваемый, прослушиваемый, в недостатке времени, при невозможности советоваться, иногда в изнеможении от подступающего провала, ты не можешь освободить свою волю от ответственности и должен принять решение, от которого зависеть будут и многие дорогие тебе люди – и дело. Решили они: «принять бой за родину в этой доступной нам форме, и именно теперь!» После этого Ева дозвонилась до московского родственника Саши, наполнила разговор пустяками и вставила скороговоркой по-французски: «вчера вечером, когда вы возвращались домой, за вами следили». (Уж если вплотную следят – то и эта фраза взята…) Тот (хотя не знал никаких тайн) понял и на ночь увёл Сашу ночевать в глухое место. Потом – размышления Евы с Люшей (пришла к ней брать капсулу). Чем больше раскладывали – тем казалось всё опаснее. И, не выводом из того, а всё своим напором чувства, Ева забрала «бомбу».

На утро субботы под Троицу было у них уговорено так: в метро на «Кировской» на условленном месте Ева встретила Сашу и передала ему – не «бомбу», нет, – пакет игрушек для детей: если заметят и схватят эту передачу, то и – выкусят. Поговорили о вчерашней слежке. Сейчас как будто никого. Условились: во вторник утром, как только вынет капсулу из контейнера, Саша звонит в Женеву Евиной сестре Катерине Ивановне (раненная в Сопротивлении, она стала инвалидом, и почти всегда дома), и та условную фразу передаёт по телефону Еве в Москву. А саму «бомбу» сейчас получит Саша не от неё, а на следующей станции, «Дзержинской», от А. А. … (Всё разыграно не хуже, чем у Климовой-матери.) Но когда А. А. на «Дзержинской» подошёл к Саше сзади и взял за руку – тот слишком вздрогнул. И наш Данила изменил решение: побыть с Сашей дольше, сделать поспокойнее. Он вывел его из метро на тихую улицу к своей машине. (И тут ещё происшествие: какое-то такси стояло впритирку с поднятым капотом; тронулись – и тронулось оно вослед… Вослед?.. Не лишние ли подозрения? Отстало.) Не нарочно, так получилось: делали круг перед Большой Лубянкой, вокруг «бутылки» Дзержинского, – Данила, руки на руле, объяснил Саше, как ему руку протянуть и взять «бомбу» из сумки. Передали «Архипелаг» на Лубянской площади!.. Данила довёз юношу близко к тому, куда нужно.

Итак, хорошо ли, худо, дело было сделано, оставалось ждать. Но тут-то и ослабли уязвленные нервы всех: неразряженные угрозы теперь давили тупо. Плёнка ушла из наших рук – но никуда не дошла, висела без контроля и в опасности. Люша кинулась за мной в Рождество, я уехал в закрытую квартиру «Гадалки» (очерк 10), всегда для меня готовую, ключ у меня. Ева, чтоб не томиться праздничные дни в городе, поехала в Тарусу, где А. А. жил при своём престарелом отце. А Люша звонила, не зная, Еве, а Гадалка из автомата звонила Люше, и отсутствие Евы пугало нас как уже начавшийся провал. (Теперь видно, что вся операция наша была любительская и шатко построена.) И на солнечном тарусском речном берегу солнце было нашим друзьям – чёрным пламенем. Безпомощное бездействие – тяжело. Надумали возвращаться в Москву, по дороге остановились у церкви, шла всенощная под Духов день, А. А. поставил свечи за всех участников, молился. А Ева, хотя и неверующая (но именно в церкви они увидели друг друга первый раз когда-то), впервые стояла в храме не с любопытством, а в горле с комком: Господи, помоги!

В защемлённую минуту кто поймёт нас лучше Бога?

Воротясь в Москву, Ева нашла путь дозвониться до того Сашиного родственника по нейтральному телефону и выяснила, что Саша уехал без задержек. Сперва облегчилось, протянули понедельник.

Но вот уже вторник, середина дня, давно пора быть звонку из Женевы от сестры – а нет его, и нельзя позвонить первой самой: станет невозможен звонок с условным текстом.

Так промучились вторник – и отзыва не было. И похоже было – на разгром: уже читают «Архипелаг» на Лубянке.

Только в среду утром пришло освобождающее известие. (Оказалось: парижская забастовка, полуреволюция – парализовала связь из Парижа, пересеклась враждебно с нашим «Архипелагом»!)