Бодался телёнок с дубом. Очерки литературной жизни

Анастасия Борисовна Дурова родилась в 1908. Гражданская война раскидала их семью, Ася с мамой жили около Джубги на Чёрном море, отец был в неизвестности, потом в случайной газете при белых прочли его имя на крупном посту в Архангельском правительстве. После разгрома Архангельска отец уехал в Париж и оттуда выхлопотал своим выездную визу – в конце 1919, чуть раньше кошмарной новороссийской эвакуации. В Париже вместе с несколькими другими офицерами отец открыл русскую гимназию. (Ведь возврат так близок! – вечная аберрация эмиграции, а детей надо же не упустить воспитать русскими. Гимназия просуществовала до 1962 г.) С тем Ася и выросла, всё рвясь в Россию, хотя бабушка из Ленинграда предупреждала её окольными весточками: «Не мечтай о России: её попрали люди и покинул Бог».) А после гимназии Ася поступила в католический колледж, перешла в католичество. Прежнее стремление в ней не погасло, но так преломилось теперь у неё, чтобы католичеством спасать Россию. Она выдержала экзамен и на преподавание русского языка. Нахлын 2-й эмиграции после войны – живая волна России, а затем добровольные возвраты части 1-й эмиграции в СССР сделали стремление её ещё более нестерпимым.

В 1959 году она поехала в Советский Союз туристкой – и стала ногами на лужскую землю, где родилась. В 1962 поехала переводчицей на французскую выставку в Сокольниках. А весной 1964 ехал в СССР новый посол Бодэ. Он незадолго овдовел, и теперь нужно было ему управительницу, кто бы вела его дом в Москве, и не имела бы семьи, и не имела бы родственников в СССР (посол не должен испытывать ни влияний, ни нареканий), но безупречно знала бы и французский и русский язык, и была бы отличная хозяйка, – состав требований почти несовместный, но Ася Дурова как раз и подошла. Бойкая, смелая, быстро-расчётливая и вместе с тем сердечная, широкий охват, какой бывает у русачек и украинок, – она свободно освоилась и в советской обстановке, сочетала твёрдость и лад с советской администрацией, советскими рабочими, в хозяйственном снабжении, – и так оказалась к месту, что и следующие послы охотно оставляли её. Так легко и свободно вошла она в советские условия, что без волнений отбила когти КГБ («не хотите ли встретиться в гостинице “Европейская”?.. не хотите ли поехать на дачу на Финский залив?..»). Так легко и свободно, что ввязалась в знакомства с нарождающимися диссидентами (тогда ещё не называли их так, и даже не выделяли), ходила к иным домой (к Барабанову – в 1966, сознакомясь через французскую студентку Жаклин Грюнвальд, и на свадьбу к нему, и крестила его детей), а дальше больше, русские инакомыслящие всегда хотят передавать – она и передавала (и от Синявского с Даниэлем тоже, вместе с Элен Замойской); и та же Грюнвальд и Аня Кишилова, другая студентка из Парижа, связали её с Никитой Струве (очерк 12) в «Имке».

То, что была Ася Дурова – особенное сочетание хозяйственности, находчивости, сметки, смелости и обезоруживающей доброты-простоты, позволило ей годами вести напряжённый, может быть главный, нелегальный канал из России на Запад, даже не имея дипломатического иммунитета, – такое вести, на что не отваживались защищённые (но служебно-карьерные) дипломаты. Она обычно и посылала – не через дипломатов, а так, с разными случайными людьми, то – со знакомыми по старой парижской жизни, по колледжам, чаще и не говоря, что повезут криминал. «Второстепенное всегда берут легче…» «Какое-то чутьё», с кем можно, с кем нельзя, – никогда не подводило. Так, через несколько звеньев, были подключены к ней и мы – с осени 1968, с первой передачи плёнки Дмитрия Панина. В феврале 1971 она согласилась взять «Август» в виде рукописи – а ведь никакого плана не было, никакой решённой возможности. Но ехал в Париж случайный французский полицейский – и хозяйственная Ася, вечно и занятая цветами, пирогами, тортами, чем же другим? – попросила его о такой любезности: отвезти большую коробку конфет для больной монахини. Галантный полицейский и взял безо всякого сомнения, повёз без всякого душевного стеснения. Так выехал «Август».

А в мае 1971 ещё с какой-то случайной пассажиркой (но знавшей, что везёт серьёзное) Ася отослала и главный мой груз, всё моё освобождение – набор плёнок «Сейф». На аэродроме в Орли ту пассажирку встретил Никита Струве с семьёй, они пошли в кафе на семейное чаепитие и поставили на полу рядом сумки, чтобы потом «перепутать» их, взять чужую. (Дети нервничали: какая-то дама поблизости очень уж пристально следила за всеми ними.)