Бог, которого люблю

Такого антисоветчика, надо было поискать. Ну что мог сказать простой обыватель, даже если власти здорово насолили ему, – только пару крепких слов. По стандартам среднего обывателя, Марик водку почти не пил, но зато со школьных лет писал стихи. Для него было достаточно десяти-пятнадцати минут, чтобы, уединившись прямо посреди вечеринки, сочинить небольшое стихотворение. Он написал «Отказную поэму» на пятидесяти страницах. В ней, без всяких недомолвок, сжигая мосты, изложил все, что думал о советской действительности. Рассказал и о том, как участвовал в сидячей демонстрации на Центральном телеграфе.

Улица Горького. Семь тридцать.

Три конституции разом поправ,

Мимо рабоче-крестьянской милиции

Тридцать евреев вошли в телеграф.

Сели за столики. Сели упрямо

Тридцать синхронно стучащих сердец.

Товарищу Брежневу шлём телеграмму:

«Будем, не емши, до визы сидеть!»

Всё-таки страшно. Как будто покинуты.

Будто лишились привычных опор.

Кружатся, кружатся дяди какие-то

Наглые. С выправкой, как на подбор…

Вот и трудящимся стали помехою:

Заняли столики для телеграмм.

– Граждане! Мы ведь давно бы уехали,

Да не дают разрешения нам.

Вы понимаете, граждане, гости мы,

Что засиделись. Пора нам, пора.

О, вразуми их, пожалуйста, Господи!

И унеси нас с чужого двора…

С Женькой-художником встретился лишь однажды, случайно, в троллейбусе. Не сразу узнал его: одет был уж очень просто, даже бедновато. Женька так не одевался…

Он сам обратился ко мне:

– Вот ты какой стал… Что тут делаешь?

– Еду, – ответил я.

В этот момент объявили остановку, он попрощался и вышел…

Если бы в годы юности, когда мы с Женькой встречались почти каждый день, кто-то сказал, что мы, восемь лет не видя друг друга, вот так встретимся и тут же расстанемся навсегда – ни за что не поверил…

Из всех бывших одноклассников, кроме Женьки, случайно встретился и с Лёнькой. Это он, ещё в детстве, вместе с Сашкой Гусевым натёр мне снегом лицо. В молодости его кличка была Балбес. В том, что она совершенно справедлива, однажды имел возможность убедиться.

Когда нам было по восемнадцать, участвовали вместе в одном деле: надо было чуть припугнуть человека, чтоб получить от него деньги, что я и стал делать. В это время Лёнька неожиданно, ни с того ни с сего, изо всей силы ударил того человека по голове портфелем. И всё это при людях. Мгновенно я сделался участником грабежа. Человек стал кричать, будто его убивают. Мы тут же разбежались в разные стороны. С тех пор Балбеса не видел.

Лио (его так тоже называли) рассказал, что совсем недавно вышел из лагеря. Мне было чрезвычайно интересно, изменился ли он за эти годы, как собирался жить, чем заниматься. Кроме того, что-то в его разговоре показалось мне интригующим. Он вёл себя и говорил так, будто приглядывался ко мне, хотя старался этого и не показывать. Я знал, что он отсидел уже три раза, в общей сложности – девять лет. Лио рассказал о наших бывших одноклассниках. Невесёлая это была информация. Один пьяным утонул в пруду, другому дали пятнадцать лет за бандитизм, Сашка Гусев где-то украл колхозную свинью и получил за это три года.

После нескольких встреч, решив, что мне можно доверять (а я и старался произвести такое впечатление), он предложил:

– Ты же знаешь богатых евреев. Скажи, у кого есть дома ценностей, хотя бы тысяч на десять-пятнадцать. Ты только скажи, и треть – твоя.

– А ты не боишься опять попасть на «учебу»? – спросил я его. – Ведь в нашем возрасте это катастрофа.

– Исключается, – мгновенно отреагировал Лио. – Во-первых, я не пью, во-вторых, всё продумано до мелочей, а потом – за мной стоят солидные люди.

Уже не раз он говорил про каких-то солидных людей, намекал, что можно встретиться с ними.

Обычно виделись просто на улице, но трижды встречались не на улице. Один раз мы оказались около моего дома в Свиблово. Лио начал расспрашивать о моей матери, он знал её ещё с детства. Стал говорить, что хорошо было бы ему увидеть её, поговорить с ней, мол, узнает ли она его.

«Он хочет зайти и посмотреть, что есть у меня дома», – подумал тогда. Я знал, что он всегда имел при себе пластилин, чтоб делать слепки с ключей. Мне нечего было его опасаться, всё, что было у меня ценного, хранил у Ольги.

Второй раз он пригласил меня в какой-то небольшой ресторанчик в центре, предупредив при этом:

– Называй меня здесь по имени и отчеству. Хозяйка ресторана думает, что я из органов и накормит нас бесплатно.

Мы разговаривали друг с другом на «Вы», и было забавно наблюдать, как он изображал работника МУРа, и как суетилась хозяйка.

Третий раз он привёз меня к своим двум «девочкам» 17 и 18 лет. Сказал, что снимает им квартиру. Девочки в шутку называли его «папой». Мы немного выпили. Затем они повели такой разговор, из которого было понятно, что с «девочками» можно делать всё, что угодно. Но проявить инициативу должен был я.

«Если что-то понимаю в этой жизни, задаром ничего не бывает, – сообразил я. – Это явный подвох». Сделав вид, что не понял, какая «возможность» мне предоставляется, через некоторое время, сославшись на то, что меня кто-то ждёт, уехал. С Лио мы больше не виделись.