Тогда и не пришло в голову: а не подослал ли его ко мне тот самый подполковник из МУРа?
Приблизительно раз в два месяца звонили родственники Володи и рассказывали последние новости о его жизни в Америке. Иногда я ездил к ним, читал его письма.
Работал он на государственной работе, в нью-йоркском сабвее (метро) и одновременно, вместе с отцом, открыл маленький цех по пошиву меховых тапочек. Он писал, что купил в горах небольшой домик. Очевидно, смог скопить какие-то деньги.
Однажды мне удалось поговорить с ним по телефону:
– Как обстоят дела с миллионом? – поинтересовался я.
– Собираю уже второй, – по-деловому ответил Володя.
Я не успел ничего ему сказать, он тут же пошутил:
– С первым ничего не получилось.
Весною и летом со мной происходило невероятное. Как только женщины снимали плащи и пальто, я превращался в одержимого охотника. Ольге говорил, что еду на две-три недели отдыхать на Юг с друзьями, а на самом деле уезжал с разными женщинами. Конечно, у нас с Ольгой были шумные скандалы, но она все прощала мне.
Я был убежден, что все делаю правильно. Правильно, что не работаю на государство – насквозь лживое. Правильно, что учу английский язык: вдруг, действительно, попаду в Америку. Правильно всё и в отношениях с женщинами. Ведь какое это дает колоссальное удовлетворение! И кто сказал, или по какому закону мое поведение считается неправильным.
Объективно оцениваю и самого себя. Я способнее многих, во всяком случае, не встречал никого с более цепкой памятью к языкам. Справедливо и мое отношение к Ольге. Я же ей ничего не обещал, к тому же, вытащил ее из грязи. Кем бы она была без меня? Ну, а если и поколотил пару раз, для её же блага. Конечно, постоянно обманываю ее, ну, а кто этого не делает?
Да и вообще, в чем смысл жизни? Брать от нее все, что можно, быть сильным, легко зарабатывать деньги и стать свободным, жить не по чужой указке. Конечно, помогать близким и быть порядочным. Взял в долг – верни, пообещал – сделай, начал что-то – доведи до конца. Тогда тебя все будут уважать.
В течение двух с половиной лет каждый вечер, хотелось мне этого или нет, я ходил на курсы английского языка, и всё-таки окончил их. У меня был свой метод изучения языка. Днем, после обеда, ложился на диван и в полудреме старался вспомнить все, что изучали на предыдущем уроке. Через 15 – 20 минут засыпал, а потом, по дороге на занятия, самым серьезным образом готовился к ним, зная, что обычно преподавательница просила рассказать любую историю, которая произошла за день. За два года, благодаря этому методу я продвинулся в знании языка и прибавил в весе.
Как раз в это время один приятель предложил лечь в клинику неврозов, где я мог бы сбросить лишний вес. После двадцати дней голодания и занятий различными гимнастиками похудел на шестнадцать килограммов, чувствовал себя, как мальчик. С головой произошло что-то невероятное, вспомнил давно забытое, да и говорить стал как-то по-другому.
Режим клиники позволял после обеда выходить в город. И вот однажды около Ольгиного дома подошел к стенду, на котором всегда просматривал свежие газеты. Рядом оказалась девушка. Ее длинные волосы наполовину закрывали лицо.
–Ну и что нового? – спросил я. -Товарищи, как всегда, работать призывают?
Девушка улыбнулась.
– Как вас зовут? – спросил я по-английски.
– Я не говорю по-английски, – ответила она. – Немного знаю немецкий.
Я повторил вопрос по-немецки.
– Света,– ответила она.
«Ну, конечно, Света, – подумал я. – Это имя как рок надо мной».
Она жила в Москве одна. В шестнадцать лет оставила родителей и уехала из далекого сибирского городка в столицу: мечтала учиться на факультете журналистики в МГУ, но не поступила.
Когда сказала, что хочет второй раз попытаться поступить в университет, я сразу вспомнил свою юность, свои амбиции.
«Девочка приехала в Москву. Одна. Полна планов», – пронеслось в голове. Давно забытое чувство, будто весь мир будет принадлежать тебе, а ты полон сил и энергии, на мгновение ожило во мне.
«Сколько же ошибок я сделал в молодости, – подумал тогда, – и как было бы хорошо, если бы кто-то подсказал правильный путь».
– Светик, – сказал ей, – на факультет журналистики в МГУ тебе поступать не надо.
– Почему? – спросила она с удивлением, – ведь я мечтала об этом столько лет.
– Потому что у них там одна цель, – отвечал я, – из человека сделать идиота. Один их марксизм-ленинизм чего стоит. А комсомольские собрания?! Если все это съесть, на всю жизнь отравишься. Ты посмотри на них: вот уже 67 лет они изучают этот марксизм-ленинизм, при этом уничтожая друг друга как пауки в банке.
– Так что же делать? – огорчилась она.
– Мы с тобой других учителей найдем, частных. И учить будем не марксизм и политэкономию, а английский язык.
Она жила одна, и не проходило дня, чтобы мы не виделись.
Иногда спрашивала, люблю ли её?