Бог, которого не было. Белая книга

— Да бог с ней, со школой, — прекратила их спор тень напротив. — Утром придет восьмиклассница — вот сам у нее и спросишь. Спать можешь тут, — тень показала на матрац на полу.

И, словно говорить было больше нечего, тени пропали, а двери травы с грохотом захлопнулись. Никогда! Ништяк! — заспорили между собой потревоженные вороны, а Том Йорк с койотом снова где-то запели. На этот раз я четко различал слова: и в доме твоем слишком мало дверей, и все зеркала кривы. А дальше мы пели с ними на три голоса: так не плачь обо мне, когда я уйду стучаться в двери травы. А потом я уснул.

Цой жив, потому что вовремя умер

Утром действительно пришло утро и пришла восьмиклассница. Восьмикласснице было лет пятьдесят. А может, сто. Она была босиком и в косичках. Столетняяаможетпятидесятилетняябосикомивкосичках восьмиклассница сидела на полу рядом с моимточнеесчьимто матрасом. Пробило четыре двадцать утра, и восьмиклассница, как и положено в это время, закурила косяк. Я, делая вид, что сплю, наблюдал за ней сквозь полуприкрытые ресницы. Она вдыхала дым сосредоточенно, размеренно и красиво — так дышат продвинутые йоги на мастер-классе по пранаяме. Пурака (вдох), кумбхака (задержка), речака (выдох), шуньяка (задержка после выдоха). Затем снова пурака, кумбхака, речака и, наконец, шуньяка. Добив пятку, она преспокойно затушила косяк о свою пятку — не знаю уж, как это называется на санскрите. Восьмиклассница посмотрела на огромную дыру в полу рядом с моим матрасом, потом — на такую же дыру во мне, оставшуюся после ухода Даши. Ее лицо было спокойное и непроницаемое, как и ее пятка. В голове всплыли чьи-то строчки: смерть ко всем приходит с косой, а ко мне — с косичками.

— Ты ищешь Дашу? — Она достала откуда-то потрепанную книгу Кастанеды в бумажном переплете.

Я молча кивнул.

— Странно. — Она неторопливо вырвала страницу из середины книги. — Обычно сюда приходят в поисках истины… ну или кайфа, — задумчиво сказала восьмиклассница и стала сворачивать из страницы косяк. — Она была здесь, — ее руки набивали мудрость Кастанеды дурью. — Пару дней. Но ушла.

— Куда? — спросил я.

— А куда все уходят? — Она неторопливо закурила.

— Не знаю, — признался я.

— Я тоже.

Она протянула мне самокрутку. Я повертел ее в руках, пытаясь прочитать строчки. Все пути ведут в никуда, полупрочитал, полувспомнил я Дона Хуана и затянулся.

— А ты… — Я вопросительно вернул ей косяк.

— Восьмиклассница? — договорила она за меня и вдруг улыбнулась озорной улыбкой так, что без всяких слов стало понятно, что это именно она.

— Как же ты сюда попала?

— Так получилось, — пожала она плечами. — Я шла по Невскому и помахала какому-то парню, потому что думала, что он помахал мне. Оказалось, что он помахал какой-то другой девчонке, которая стояла за мной. Чтобы как-то выкрутиться из неловкой ситуации, я продолжила махать рукой, останавливая такси. Таксист подъехал и увез меня в аэропорт. Ну и как-то… у меня ж трояк по географии. — Она вновь улыбнулась.

На косяке осталось только одно слово: никуда.

— А где остальные? — спросил я, наблюдая, как никуда сначала покрывается золотом огня, а затем исчезает.

— Остальные? — переспросила восьмиклассница. — Они умерли. Все. Только Цой жив, потому что вовремя умер.

Она медленно, почти торжественно затушила Кастанеду о свою пятку.

Я до сих пор пахну ее духами

— Расскажи о себе, — помолчав, попросила она.

— Я не знаю, — растерялся я.

— Что не знаешь?

— Ну, я не так уж много о себе знаю, — признался я и тут же рассказал восьмикласснице все. Ну, может, не совсем о себе, я же не так много о себе знал, а то, что знал, — я не знал, как рассказать. Наверное, я рассказывал не о себе, а о Даше; а может, даже не рассказывал, может, я сыграл про Дашу столетнейаможетпятидесятилетнейбосикомивкосичках восьмикласснице на рояле, ну, может, и не совсем сыграл, рояля же там не было, но я сыграл восьмикласснице все. Про Дашу. Ну и про себя. Начал, естественно, с Waltz for Derby Билли Эванса, и восьмиклассница молча улыбнулась, одобряя мой выбор. А мир снова замер, как и тогда, когда Даша, ну, вернее, тогда я еще не знал, что она — Даша, но она шла сквозь этот замерший мир, слегка покачивая бедрами в такт эвансовского вальса. А когда мир смог говорить, то мир рассказал — не знаю толком, каким образом мир это рассказал, но он рассказал, что Карлос Сантана признался, что учился играть на гитаре, наблюдая за походкой женщин. А восьмиклассница сказала — она это и миру сказала, и мне сказала, — что вот Джими Хендрикс — он наверняка у Дашиных бедер учился играть на гитаре. И Джими Пейдж тоже у Дашиных бедер учился играть на гитаре. И Эрик Клэптон тоже.