Бог, которого не было. Белая книга

Мир еще спал, а я побрел в комнату в надежде быстрее добраться до кровати и умереть — в любом нормальном блюзе так бы и произошло. Ну или как вариант: утонуть в ванне с маслом и кислым сыром.

Но жизнь хуже, чем блюз, — прыщавый Рома без прыщей пошел следом, продолжая что-то воодушевленно вещать. Постепенно до меня даже стал доходить смысл его слов. А когда дошел — я захотел умереть еще сильнее. Наблюдая за падающей звездой и вытирая лицо тканью. Не знаю, кто мог бы написать этот блюз про Рому — разве что Роберт Джонсон. После того, естественно, как на магическом перекрестке продал дьяволу душу, получив взамен дар играть блюз.

Давно, несколько месяцев назад пришло письмо. Мне. Ну то есть тебе. Но ты же их не читаешь, письма. А я прочитал. Писала тебе Севан и просила помощи. Севан исполнилось уже двадцать три года (понимаешь, Бог, уже двадцать три!), и она работает официанткой в знаменитой кондитерской Фрумена на пересечении Кинг Джордж и улицы Кац. Там, где когда-то заседал первый кнессет Израиля, а потом собирались проститутки и наркоманы. Хотя многие считают, что проститутки и наркоманы собирались и собираются как раз в кнессете. Так вот: Севан жаловалась тебе, что она никак не может «найти того самого». Она так и написала: «того самого», в надежде, что ты поймешь. Но ты же не читаешь письма. А я — читаю. И даже отвечаю. И я сдуру (ну или тогда я тоже был пьян в блюз) ответил ей: открой глаза, дитя мое: твой тот самый каждый день поет перед твоим кафе. Ну, не прямо перед кафе, а за углом — на улице Бен-Йехуда. И все, что ему нужно, — это любовь. Причем твоя, глупая двадцатитрехлетняя Севан. А то, что тебе нужно, — это выйти из своего кафе, завернуть за угол, и ты сразу же найдешь того самого. И мое (ну то есть твое) дитя вышло из кафе, завернуло за угол, посмотрело на прыщавого «того самого» и решило, что ты сбрендил. Ну, в смысле с ума сошел на старости лет.

«Этого не может быть, — написала Севан тебе. Ну то есть мне. — Он прыщавый, бедный и похож на богомола! И эти его брови!»

Но ты, то есть я, уже закусил удила. Я рассказал ей все: и про возлюби ближнего своего, и про «беспонтовый пирожок». У нас завязалась переписка: Севан была упряма, зато я обладал прямо-таки божественным терпением.

«Боже, — писала тебе Севан, — похоже, вы совершенно ничего не понимаете в современных мужчинах, а главное — в женщинах. И объясните мне: Роман — панк, я правильно поняла? Ну как этот Летов и его “охуевшие”?»

Пришлось объяснять, что, во-первых, не «охуевшие», а «опизденевшие». И что это два совершенно разных состояния человека. Да и человечества в целом. «Охуеть» — это грубо, брутально и агрессивно. Линейно и тупо.

Охуел — и выпил всю водку, например. Или вот некто Snoop Dogg перепел Sad But True «Металлики». Он — охуел.

Опизденевшие — они другие. Тут налицо космическая растерянность и вселенская потерянность. А еще — трагическая нежность. Опизденевшие люди делают харакири, чтобы рассмотреть бабочек у себя в животе. А для своих любимых воруют с неба луну, но не успевают подарить, потому что сдают эту луну в комиссионку, а деньги пропивают. Потому что — опизденевшие.

А во-вторых, Летов больше чем панк. Хотя не так. Он — больше панк, чем само понятие панк. Он не про наблевать в гостиной. Он не про войнушку с властью — он про войнушку с Богом. Ну, это я сейчас тебе объясняю. Ты же наверняка Егора Летова даже не слушал никогда. Ты — это Бог.

А вот Севан, похоже, послушала Летова. Ну или меня, ну то есть тебя, послушалась. А потом написала мне, ну, тебе как бы: «Господи, пусть он будет посмелее… он мог бы уже хотя бы попробовать меня поцеловать… и подскажите ему, пожалуйста, не заправлять майку в джинсы. Если вдруг вашего слова ему будет мало, скажите, что Летов никогда не заправлял майку в джинсы. Я все фотки с ним в инете посмотрела».

А еще через пару недель: «Господи, спасибо, спасибо! Свершилось! В постели он просто Бог! Ой, вы уж меня извините и не подумайте что-нибудь такое. Но он действительно очень хорош! И как он только догадался — я ведь, кроме вас, про эту позу (ну, вы знаете, о чём я) никому не рассказывала. И про, что, ну, в тот самый момент я люблю, когда меня за грудь кусают. За левую».

И вот сейчас совершенно опизденевший Рома кричал, что у них с Севан через неделю свадьба. Вот такой совершенный блюз получился. Я сам опизденел и чуть было не благословил его, но вовремя опомнился. Говорить было не нужно. Все слова — пиздёж, как говорил Егор Летов.

Все произошло случайно, как и планировалось

Через неделю действительно была свадьба. В зале Paradise. Со стороны невесты было человек двести и рав, со стороны жениха — один Авраам. Ну то есть Чарльз Уотсон — сумасшедший профессор из Кембриджа. Тот, что расшифровал твое послание миру. За что и был послан этим самым миром.