Там, где я вышел из лифта, снега не было. Был песок. Море песка, желтого, как моча нью-йоркского сутенера. Еще было солнце, похожее на раструб трубы Ли Моргана. И было вообще непонятно, где я — вокруг только песок и солнце. Я снял ватник Колеса, рискуя моментально сгореть под медью трубы Моргана. И тут увидел тебя. И твоего второго. Вы оба сидели на песке. Точнее, ты сидел на песке в позе лотоса, а твой второй сидел на какой-то коробке. Вы курили кальян и слушали музыку. Как школьники в метро — одни наушники на двоих. Старые добрые
Я подошел ближе. Ты вынул свой наушник и неприязненно посмотрел на меня. Твой второй сделал то же самое, но гораздо более дружелюбно. Ты затянулся кальяном и выдохнул в меня апельсиновый дым. С яблоком. Или с грушей.
— Вот что, — начал ты, недовольно меня рассматривая. Затем протянул трубку кальяна второму, тяжело вздохнул и продолжил: — Благодаря тебе количество верующих в меня увеличилось…
— Причем значительно, — встрял второй.
Ты посмотрел на него и продолжил:
— Но все, что ты делаешь, — это хуцпа.
Ты так и сказал на иврите:
Ты еще раз вздохнул и заявил:
— В общем, я решил тебе все это разрешить. Ну… чтобы официально и все такое.
Ты замолчал, надулся и решительно вставил наушник себе обратно в ухо. Мол, аудиенция окончена. А твой второй, напротив, улыбнулся, подошел ко мне и, оглянувшись на тебя, проговорил тихонько:
— Это он так спасибо говорит, ну и вообще — благословляет.
Благословленный я не знал, что сказать, и молча кивнул.
— Чуть не забыл, — спохватился второй, — с днем рождения! — Он схватил коробку, на которой сидел до этого, и сунул мне в руки. — Это от нас обоих, — веско сказал твой второй, а ты еще больше насупился.
Второй уселся на песок, посмотрел на тебя и со стоном сложил ноги в лотос. Я стоял и тупо смотрел, как вы передаете друг другу кальян, эманируя в пространство апельсиновый дым. С яблоком. Или с грушей. Я хотел спросить вас про Дашу, но понимал, что вы не ответите.
— Спасибо за поздравления, — только и сумел пробормотать.
В ответ — кольца дыма.
Я прошел между лотосами, слегка задев тебя коробкой, но извиняться не стал — хуцпа так хуцпа. Открыл дверь и провалился в лифт.
Официально и все такое
Лифт, в который я попал, войдя в ту дверь, был странный. Точнее, еще более странный, чем предыдущие. Во-первых, он никуда не ехал. А во-вторых, на его стенках почему-то никто не написал, что Вика — проститутка. И что Андрей мудак, тоже никто не нацарапал. Зато там большими неровными буквами были написаны слова: «Официально и все такое». Те самые слова, что ты сказал мне совсем недавно. Ты — это Бог. Пока я тупо пялился на эти неровные буквы, ожил динамик. Он был вмурован в стенку лифта чуть выше и левее неровных букв. Голос твоего второго ласково прохрипел:
— Это он так тебя благословляет.
— Зашибись, — непроизвольно вырвалось у меня в ответ.
— Не богохульствуй, — раздалось из динамика. — Подпиши. Чтобы официально и все такое.
— Кровью? — продолжал кочевряжиться я.
— Да хоть крестик поставь, — хохотнул твой второй.
— Не надо крестик, — взволнованно вклинился в разговор ты. Ты — это Бог.
А потом наступило молчание. Лифт тоже не двигался. И дверей у него не было. И было понятно, что выхода нет. Я достал ключ от бабушкиной квартиры, магендавидом висевший у меня на груди, и нацарапал: ОК. Ну, чтобы официально и все такое. И лифт тут же тронулся.
Звезда рок-н-ролла должна умереть
В лифте, который снова куда-то меня вез, я не думал про это «официально и все такое». И про свое ОК тоже не думал. Ну, старался не думать. Поэтому думал о том, что Данте нам все наврал. Нет ни ада, ни рая. Есть только лифт, который куда-то едет. Ты не можешь им управлять — кнопок нет, — ты просто едешь. Ты даже не знаешь, куда тебя везет лифт: вверх или вниз. И это неважно: ада и рая нет. Но на одной из остановок тебя ждет Даша. И этого уже достаточно, чтобы ехать.