Богач, бедняк

– До меня дошли интересные слухи о том, что происходит у Колдервуда, – сказал Гаррисон.

– У Колдервуда всегда происходит что-то интересное.

– На сей раз более интересное, чем обычно, – сказал Гаррисон. – Поговаривают, что вы уходите в отставку.

– Отставка не для меня, – сказал Рудольф и тут же пожалел об этом. Гаррисон неизменно пробуждал в нем все самое дурное.

– Если вы все-таки уйдете в отставку, – не отступался Гаррисон, – кто унаследует ваш пост? Найт?

– Вопрос этот еще не обсуждался, – сказал Рудольф. На самом деле этот вопрос уже вставал в его разговорах с Колдервудом, но решение принято не было. Рудольф не любил нотации матери – «не лги!», но надо быть святым, чтобы не лгать такому человеку, как Гаррисон.

– Торговый центр имеет большое значение для нашего города, – заметил Гаррисон, – в значительной мере благодаря вам, а вы знаете, что я не принадлежу к льстецам, и мои читатели имеют право знать, что происходит за кулисами.

Слова были самые банальные и невинные, но под ними таилась угроза, и оба – и Гаррисон, и Рудольф – понимали это.

– Если что-то произойдет, ваши читатели первыми об этом узнают.

И с чувством, что утро безвозвратно испорчено, Рудольф стал подниматься по ступеням административного корпуса.

Дорлэкер, новый президент университета, был моложавым энергичным человеком с гарвардским дипломом. Он не давал воли совету попечителей и не плясал под его дудку. С Рудольфом его связывали хорошие дружеские отношения, Дорлэкер часто приезжал с женой к Джордахам и вел с Рудольфом вполне откровенные разговоры, не скрывая своего желания отделаться от большинства членов совета попечителей. Он терпеть не мог Гаррисона.

Совещание проходило по давно заведенному порядку. Председатель комиссии по финансам сообщил, что хотя денежные пожертвования растут, расходы растут еще быстрее, и рекомендовал повысить плату за обучение, а также ограничить число стипендий. Окончательное решение было отложено до более глубокого изучения вопроса.

Совету напомнили, что к осени будет готово новое крыло для библиотеки, а оно до сих пор не получило названия. На прошлом совещании мистер Джордах предлагал назвать его крылом Кеннеди, да и вообще переименовать библиотеку, которая называется просто Фондовой, в Библиотеку имени Кеннеди.

Гаррисон возразил на том основании, что покойный президент был фигурой спорной и представлял лишь половину страны, университету не стоит так определенно выказывать свои политические симпатии. Голосованием решено было назвать новое крыло именем Кеннеди, а библиотеку в целом оставить как была – Фондовой. Президент университета сухо попросил мистера Гаррисона выяснить, в честь чего или кого была основана библиотека.

Другой член совета, которому тоже пришлось поставить машину на некотором расстоянии от административного корпуса, предложил строжайше запретить студентам иметь автомобили. Нельзя требовать невозможного, возразил Дорлэкер, так что принимать такое решение неразумно. Наверное, придется оборудовать новую автостоянку.

Гаррисон высказал беспокойство по поводу редакционной статьи в студенческой газете, призывавшей провести демонстрацию с требованием запретить испытания ядерного оружия. На редактора следует наложить дисциплинарное взыскание, заявил он, за вовлечение студентов в политику и за неуважение к правительству Соединенных Штатов. Дорлэкер сказал, что, как ему кажется, университет не самое подходящее место для попрания свободы слова в Америке. Голосованием постановили не налагать на редактора дисциплинарного взыскания.

– Совет уклоняется от выполнения своих обязанностей, – прорычал Гаррисон.

Рудольф был самым молодым членом совета попечителей и на заседаниях говорил тихо и почтительно. Тем не менее благодаря дружбе с Дорлэкером и умению выбивать пожертвования из бывших выпускников университета и различных фондов (ему даже Колдервуда удалось убедить внести пятьдесят тысяч долларов на пристройку нового крыла к библиотеке), а также благодаря своей осведомленности о жизни Уитби и о взаимоотношениях между городом и университетом пользовался наибольшим влиянием в совете и сам знал об этом. То, что вначале было для него хобби и льстило его самолюбию, стало главным интересом в жизни. Ему доставляло удовольствие быть доминирующей силой в совете и продвигать один проект за другим, заставляя умолкнуть протестующие голоса твердолобых вроде Гаррисона. Новое крыло для библиотеки, расширение курсов по социологии и международным отношениям, приглашение художника для преподавания в Школе искусств по расширенной программе, выделение театральному факультету средств для выступлений каждый год в течение двух недель в театре Торгового центра – все это были его идеи. Помня, с какой издевкой отозвался Бойлен об Уитби, Рудольф решил добиться того, чтобы никто – даже кто-то вроде Бойлена – не мог назвать местный университет «сельскохозяйственной школой».