Богач, бедняк

Весь этот долгий день он просидел в больнице у постели Джин, держа ее за руку. Рудольф не представлял себе, откуда она берет столько сил, чтобы терпеть такую боль. Доктор Левин был спокоен. Это в порядке вещей при первых родах, сказал он. А Рудольф, глядя на спокойного доктора, только еще больше волновался. Доктор же лишь время от времени заглядывал в палату Джин с таким видом, словно наносил светский визит. Предложение доктора спуститься вниз в кафетерий и поужинать потрясло Рудольфа. Неужели тот думает, что он может оставить жену мучиться, а сам пойдет чревоугодничать?!

– Я отец, а не акушер, – с негодованием ответил он.

– Между прочим, отцы тоже едят, – рассмеялся Левин. – Они обязаны поддерживать свои силы.

Сукин сын, бесчувственный материалист. Если когда-нибудь им взбредет в голову дикая мысль завести второго ребенка, они наймут настоящего врача, а не робота.

Ребенок родился почти в полночь. Девочка. Когда доктор Левин вышел из родильного отделения, чтобы сообщить, что мать и ребенок чувствуют себя хорошо, Рудольфу захотелось объясниться ему в любви.

Рудольф шел рядом с каталкой, на которой Джин везли в палату. Она была красная и выглядела такой маленькой и измученной, попыталась было ему улыбнуться и не смогла.

– Она сейчас будет спать, – сказал доктор Левин. – Вам лучше пойти домой – все равно здесь делать нечего.

Но когда Рудольф уже направился к выходу из палаты, Джин сказала на редкость звучным голосом:

– Принеси, пожалуйста, завтра мою «лейку», Руди. Я хочу запечатлеть малышку в первый день жизни.

Доктор Левин повел Рудольфа в детское отделение, где его дочурка спала за стеклом с пятью другими младенцами.

– Вот это она, – указал доктор Левин.

Все шесть младенцев выглядели одинаково. Шесть человечков появились на свет за одни сутки. Нескончаемый поток людей. Гинекологи, должно быть, самые циничные люди на свете.

На улице было холодно. Утром, когда Рудольф уезжал из дома, было тепло, и он не взял с собой пальто. Он весь продрог, пока шел до машины. На этот раз он забыл ее запереть, но новый приемник по-прежнему был на месте.

Он чувствовал, что слишком возбужден, и знал, что не заснет. Хорошо бы позвонить кому-нибудь и отпраздновать свое отцовство, но был уже второй час ночи, и он не мог себе позволить будить кого-либо.

Он включил в машине обогреватель и успел согреться, пока доехал до дому. В окнах горели огни – Марта оставила ему свет. Шагая через лужайку к входной двери, он заметил, что в тени крыльца кто-то шевельнулся.

– Кто здесь? – резко спросил он.

Человек медленно вышел на свет. Вирджиния Колдервуд. Серое, отороченное мехом пальто, на голове – шарф.

– О Господи, Вирджиния! – удивился он. – Что вы здесь делаете?

– Я уже все знаю. – Она подошла совсем близко. С ее бледного худого хорошенького личика на него пристально смотрели большие темные глаза. – Я несколько раз звонила в больницу. Прикинулась твоей сестрой. Я все знаю. Она родила. Моего ребенка.

– Вирджиния, вам лучше пойти домой. – Рудольф шагнул назад, чтобы она не касалась его. – Если ваш отец узнает, что вы бродите здесь ночью, он…

– Мне наплевать, кто что узнает, – сказала она. – Мне не стыдно.

– Давайте я отвезу вас домой, – предложил Рудольф. Пусть уж ее семья разбирается, в своем ли она уме. Не его это забота. Да еще в такую ночь. – Вам сейчас нужно как следует выспаться, и вы…

– У меня нет дома, – прервала его Вирджиния. – Я принадлежу тебе. Отец даже не знает, что я в городе. Мое место здесь, рядом с тобой.

– Нет, ваше место не здесь, Вирджиния, – с отчаянием сказал Рудольф. Привыкший во всем руководствоваться рассудком, он был сейчас беспомощен. – Я живу здесь со своей женой.

– Она соблазнила тебя и украла у меня. Разбила настоящую любовь. Я молилась, чтобы она сегодня умерла в больнице.

– Вирджиния! – До этого Рудольфа никогда так не шокировали ни ее слова, ни поведение. Она могла раздражать его, смешить или вызывать жалость, но это уже переходило все границы. Впервые он понял, что она опасна. Как только он придет домой, надо позвонить в больницу и предупредить, чтобы Вирджинию не подпускали к отделению для новорожденных и к палате Джин. – Послушайте, – сказал он мягко, – садитесь в мою машину, и я отвезу вас домой.

– Не обращайтесь со мной как с ребенком, – сказала она. – Я не ребенок. У меня тут рядом стоит моя машина, и мне не нужно, чтобы меня куда-то отвозили.

– Вирджиния, я страшно устал и должен хоть немного поспать, – сказал он. – Если вы на самом деле хотите о чем-то со мной поговорить, позвоните мне завтра утром.