Мать Джин в девичестве звали Инид Каннингхем, и Джин, как только обрела способность связно выражать свои мысли, спросила Рудольфа, не станет ли он возражать, если назвать девочку по ее матери. «Мы, Джордахи, идем вверх, – ответил на это Рудольф. – У нас появляется генеалогия с тремя именами». Девочку не крестили и не собирались крестить. Джин разделяла атеистические взгляды мужа или, как он предпочитал считать, его агностицизм. Он просто написал имя в свидетельстве о рождении – Инид Каннингхем-Джордах, подумав, не слишком ли много букв для семифунтового младенца. Брэд прислал малышке серебряную мисочку для каши с таким же блюдцем и ложечкой. Теперь у них в доме было восемь серебряных мисочек для каши. Так что Брэд не был оригинален. Но он открыл также на имя девочки счет в банке, положив пятьсот долларов. «Неизвестно ведь, когда девочке придется платить за аборт, и притом срочно», – заметил он в ответ на протест Рудольфа, которому такой подарок показался излишне шикарным.
Один из партнеров Брэда, Эрик Сандерлин, возглавлял в клубе спортивную комиссию и сейчас, оседлав любимого конька, уже рассказывал о своем проекте расширения и улучшения площадки для гольфа. К территории клуба прилегал большой лесистый участок земли, на котором стояла заброшенная ферма, и Сандерлин распространял среди членов клуба письмо с предложением дать клубу денег взаймы и купить этот участок.
– Тогда наш клуб попадет в разряд первоклассных, – говорил Сандерлин. – Мы могли бы даже замахнуться на участие в турнире АПГ[26]. Число членов клуба наверняка бы удвоилось.
«В Америке все всегда стремится «удвоиться» и попасть в разряд повыше», – неприязненно подумал Рудольф. Сам он не играл в гольф. И тем не менее был рад, что в баре говорят о гольфе, а не о статье в «Уитби сентинел».
– А ты, Руди? Подпишешься на какую-нибудь сумму? – спросил Сандерлин.
– Я еще не думал об этом, – ответил Рудольф. – Дай мне пару недель на размышление.
– А о чем, собственно, тут размышлять? – наступал на него Сандерлин.
– Старина Руди не принимает поспешных решений, – вмешался Брэд. – Даже если ему надо постричься, он обдумывает этот шаг не меньше двух недель.
– Будет очень кстати, если нас поддержит такая видная фигура, как ты, – сказал Сандерлин. – Я от тебя так просто не отстану.
– В этом я не сомневаюсь, Эрик, – заметил Рудольф.
Сандерлин засмеялся такому признанию своей напористости и вместе с другими мужчинами пошел в душ, стуча подбитыми шипами туфлями по голому каменному полу. По правилам клуба такие туфли нельзя носить в баре, ресторане или картежной, но никто не обращал на это внимания. «Если мы перейдем в первый разряд, вам придется переобуваться», – подумал Рудольф.
Брэд остался в баре и заказал себе еще виски. Лицо у него всегда было красным, непонятно, то ли от солнца, то ли от спиртного.
– «Такая видная фигура, как ты», – повторил Брэд. – В Уитби все говорят о тебе так, будто ты ростом с каланчу.
– Поэтому-то я и держусь этого города, – сказал Рудольф.
– Ты собираешься остаться здесь и после того, как уйдешь из бизнеса? – спросил Брэд, не глядя на Рудольфа, и кивнул Хэнку, поставившему перед ним стакан с виски.
– А кто говорит, что я ухожу из бизнеса? – Рудольф не посвящал Брэда в свои планы.
– Ходят слухи.
– Кто тебе это сказал?
– Но ты ведь действительно собрался выйти из игры?
– Кто тебе сказал?
– Вирджиния Колдервуд.
– А-а.
– Она слышала, как ее отец говорил об этом с матерью.
Вирджиния – настоящая шпионка, держится в тени и собирает информацию, подслушивая чужие разговоры.
– Мы с Вирджинией последние два месяца часто встречаемся. Хорошая она девушка.
Брэдфорд Найт, уроженец Оклахомы с ее бескрайними просторами, где все такое, каким кажется, стал знатоком человеческой природы.
– М-да-а.
– Вы со стариком уже обсудили, кого поставить вместо тебя?
– Да, у нас был разговор.
– Ну и кто же это будет?
– Мы еще не решили.
– Что ж! – Брэд улыбнулся, но лицо его покраснело больше обычного, – надеюсь, ты сообщишь об этом своему старому однокашнику хотя бы за десять минут до того, как узнают все?
– Обязательно. А что еще говорила тебе мисс Колдервуд?
– Ничего особенного, – небрежно сказал Брэд. – Говорила, что любит меня. И всякое другое в том же роде. Ты ее давно видел?
– Давно. – Рудольф не видел ее с той ночи, когда родилась Инид. Шесть недель – это давно.
– Мы с ней все смеемся! У нее обманчивая внешность. Она очень веселая.
Новые грани в характере этой особы. Любит смеяться. Бурно веселится в полночь под чужими дверями.
– Откровенно говоря, я собираюсь на ней жениться, – сказал Брэд.
– Почему? – спросил Рудольф, хотя мог догадаться почему.
– Надоело шататься по бабам, – сказал Брэд. – Мне скоро стукнет сорок, и это становится утомительным.
«Нет, ты мне говоришь не все, – подумал Рудольф. – Нет, мой друг, это далеко не все».
– А может, на меня подействовал твой пример, – продолжал Брэд. – Если женитьба пришлась по вкусу даже такой фигуре, как ты, – он ухмыльнулся, здоровый, краснолицый, – то, думаю, мне тоже будет неплохо. Супружеский рай!