Богач, бедняк

– Не говорите ерунды, – резко оборвал его Гроссет. – Политикой мечтают заниматься все. Особенно такие люди, как вы. Богаты, пользуетесь популярностью, добились огромного успеха, у вас красивая жена. Такие стремятся завоевать новые миры.

– Только не говорите мне, что вы хотите, чтобы я выдвинул свою кандидатуру в президенты, раз Кеннеди уже нет в живых.

– Я понимаю, что вы шутите, – серьезно сказал Гроссет, – но как знать, будет ли это шуткой лет через десять – двенадцать. Нет, Руди, вы должны начать свою политическую карьеру на местном уровне, здесь, в Уитби, где вы – всеобщий любимчик. Я прав, Джонни? – Он обернулся за поддержкой к шаферу.

– Точно. Всеобщий любимчик, – кивнул Джонни.

– Родом из бедной семьи, окончил колледж в этом же городе, красивый, образованный, интересуется общественной жизнью…

– Мне всегда казалось, что я больше интересуюсь своей личной жизнью, – сказал Рудольф, чтобы прервать поток восхвалений.

– Хорошо, можете шутить дальше, – продолжал Гроссет. – Но достаточно вспомнить все бесчисленные комиссии, в которые вы входите. И у вас нет ни одного врага.

– Не оскорбляйте меня, Сид. – Рудольф мысленно отметил, что получает удовольствие, поддразнивая этого настойчивого низкорослого человечка, но слушал его внимательнее, чем могло показаться со стороны.

– Я знаю, что я говорю.

– Вы даже не знаете, демократ я или республиканец, – сказал Рудольф. – А если вы спросите Леона Гаррисона, то он скажет вам, что я коммунист.

– Леон Гаррисон – старый болван, – сказал Гроссет. – Будь моя воля, я бы объявил подписку и на собранные деньги выкупил у Гаррисона его газету.

Рудольф не удержался и подмигнул Джонни Хиту.

– Я знаю, что вы собой представляете, – наседал на него Гроссет. – Вы республиканец типа Кеннеди. А это беспроигрышный вариант. Нашей партии нужны именно такие люди.

– Раз уж вы воткнули в меня булавку с ярлыком, Сид, можете теперь поместить меня под стекло. – Рудольф не любил, когда его относили к какому-либо разряду, не важно к какому.

– Я хочу поместить вас в муниципалитет Уитби, – сказал Гроссет. – В кресло мэра. И готов поспорить, что мне это по силам. Как бы вы к этому отнеслись? А потом зашагаете наверх, ступенька за ступенькой. Вам, наверное, совсем не хочется стать сенатором? Сенатором от Нью-Йорка? Это, наверное, задело бы ваше самолюбие, да?

– Сид, я вас просто дразнил, – мягко сказал Рудольф. – Я польщен вашим предложением. Действительно польщен. На будущей неделе я обязательно к вам заеду, обещаю. А сейчас нам не мешает вспомнить, что мы на свадьбе, а не в прокуренном гостиничном номере. Я иду танцевать с невестой.

Он поставил стакан, дружелюбно похлопал Гроссета по плечу и пошел искать Вирджинию. Он еще не танцевал с ней, и, если хоть раз не пригласит ее, наверняка пойдут сплетни. Уитби – маленький городок, и тут все быстро замечают.

Преданный приверженец партии республиканцев, потенциальный сенатор, он приблизился к невесте. Скромная и радостная, она стояла под тентом, ласково и изящно держа под руку своего новоявленного супруга.

– Могу я просить оказать мне честь? – спросил Рудольф.

– Все мое – твое, – сказал Брэд. – И ты это знаешь.

Рудольф вывел Вирджинию на середину зала. Она танцевала с достоинством целомудренной невесты, ее прохладные пальцы неподвижно застыли в его руке, ее прикосновение к плечу было невесомо, воздушно, голова гордо откинута назад – Вирджиния знала, что все на нее смотрят: девушки завидуют ей, мужчины – ее мужу.

– Желаю вам счастья. Много, много лет счастья, – сказал Рудольф.

Она тихо рассмеялась.

– Я буду счастлива, – сказала она и чуть прижалась к нему бедром. – Не сомневайся. Брэд будет мне мужем, а ты – любовником.

– О Господи, – вздохнул Рудольф.

Она прижала к его губам пальчик, заставляя умолкнуть, и они дотанцевали в молчании. Подводя ее к Брэду, Рудольф уже понимал, что был излишне оптимистичен. Эта история никогда не кончится. Даже через сто лет.

Рудольф не бросал риса вместе с другими гостями вслед новобрачным, когда те отбыли на машине Брэда в свадебное путешествие. Он стоял на ступеньках клуба рядом с Колдервудом. Тот тоже не бросал рис. Старик хмурился – то ли от собственных мыслей, то ли от бившего в глаза солнца. Гости вернулись к столу выпить перед уходом по бокалу шампанского, но Колдервуд остался на ступеньках, вглядываясь в затуманенную летней дымкой даль, в которой исчезла его младшая дочь со своим мужем. В начале свадьбы Колдервуд сказал Рудольфу, что хочет с ним поговорить, и сейчас Рудольф дал понять Джин, что подойдет к ней потом, и она оставила мужчин наедине.

– Ну, что скажешь? – наконец нарушил молчание Колдервуд.

– Прекрасная свадьба.

– Я не о том.

– Трудно сказать, какой это будет брак, – пожал плечами Рудольф.

– Он рассчитывает занять твое место.

– Это естественно.

– Хотелось мне, чтоб это ты ехал сейчас с ней в Нью-Йорк.

– Жизнь так часто не оправдывает наших ожиданий, – сказал Рудольф.