Богач, бедняк

– Брэд много рассказывал о вас, сэр, – сказал старый Найт Рудольфу. – И о вашей молоденькой красавице жене. – Он любезно приподнял стакан, глядя на Джин, которая сняла шляпу и выглядела вполне зрелой женщиной. – Да, мистер Джордах, мой сын перед вами в неоплатном долгу, и не думайте, что он сам этого не знает. Когда вы позвонили и предложили ему здесь работу, он едва сводил концы с концами в Оклахоме, не зная, откуда взять денег просто на еду. Я сам в то время, чего уж тут скрывать, был в крайне стесненном положении, не мог наскрести денег даже на ржавую буровую вышку, чтобы помочь моему мальчику. Сейчас я, скажу без ложной скромности, снова стою на ногах, а тогда было похоже, что бедному старику Питу Найту – крышка. Мы с Брэдом жили в одной комнате и для поддержания сил ели жгучий перец три раза в день. И вдруг как гром среди ясного неба – звонок от его друга Руди. Когда Брэд вернулся из армии, я сказал ему: «Послушай меня, воспользуйся тем, что предлагает правительство, и поступай в колледж, пока для демобилизованных льготы, потому что теперь в нашей стране наступило такое время: если человек без образования, всем на него наплевать». Брэд, он у меня хороший парень, у него хватило ума послушаться старика отца, а теперь поглядите-ка на него. – Он с сияющей улыбкой посмотрел в ту сторону, где его сын, Вирджиния и Джонни Хит пили шампанское с группой гостей помоложе. – Хорошо одет, пьет шампанское, впереди у него прекрасное будущее, женат на красивой молодой женщине, которую ждет большое наследство. И если он когда-нибудь станет отрицать, что всем этим обязан своему другу Руди, старик отец первым назовет его лжецом.

Брэд, Вирджиния и Джонни подошли засвидетельствовать свое почтение Найту, и старик тут же повел Вирджинию танцевать, а Брэд пригласил Джин.

– Не очень-то ты сегодня веселишься, а, Руди? – заметил Джонни. Ничто не ускользало от этих сонных глаз на гладком круглом лице.

– Невеста прехорошенькая, шампанское льется рекой, солнце сияет, мой друг считает, что так будет всю жизнь. Так почему мне не веселиться?

– Вот и я говорю.

– У меня в бокале пусто, – сказал Рудольф. – Пошли за вином. – И он направился в конец длинного стола под навесом, где был устроен бар.

– В понедельник Гаррисон даст ответ, – сказал Джонни. – Думаю, он согласится, и ты получишь свою игрушку.

Рудольф кивнул, хотя у него вызвало раздражение, что Джонни, не понимая, как можно сделать деньги на газете «Уитби сентинел», называет ее игрушкой. Но независимо от своего отношения Джонни тем не менее, как всегда, сумел все устроить. Он нашел некоего Хэмлина, который надумал прибрать к рукам газеты в нескольких мелких городах и согласился купить хилое детище Гаррисона, а через три месяца перепродать газету Рудольфу. Хэмлин, прожженный делец, потребовал за свои услуги три процента от покупной стоимости издания, но сумел так сбить первоначальную цену, запрошенную Гаррисоном, что стоило пойти на его условия.

У стойки бара Рудольфа хлопнул по спине Сид Гроссет, который до последних выборов был мэром Уитби и каждые четыре года ездил на съезд республиканцев. Добродушный, дружелюбный человек, по профессии адвокат, он успешно пресек слухи о том, что, занимая пост мэра, берет взятки, но затем все-таки предпочел не выставлять своей кандидатуры на последних выборах. И правильно сделал, говорили в городе. Нынешний мэр, демократ, стоял в другом конце бара и тоже попивал шампанское Колдервуда. На свадьбу пришли решительно все.

– Привет, молодой человек, – сказал Гроссет. – О вас нынче много говорят.

– Хорошее или плохое? – спросил Рудольф.

– Никто никогда не слышал ничего плохого о Рудольфе Джордахе, – сказал Гроссет. Политическая карьера научила его дипломатии.

– Вот она, истина, – улыбнулся Джонни Хит.

– Привет, Джонни. – Гроссет всегда был готов подать руку любому. Впереди будут еще выборы. – Из авторитетного источника, – продолжал Гроссет, – мне стало известно, что вы в конце месяца уходите из «Д. К. энтерпрайзис».

– Кто же этот источник?

– Мистер Дункан Колдервуд.

– По-видимому, волнения сегодняшнего дня отразились на рассудке бедного старика, – сказал Рудольф. Ему не хотелось говорить о своих делах Гроссету и отвечать на вопросы о дальнейших планах. Для этого еще будет время.

– В тот день, когда волнения отразятся на рассудке Дункана Колдервуда, кликните меня, и я тут же прибегу, – улыбнулся Гроссет. – Он утверждает, будто ему ничего не известно о ваших планах на будущее. Более того, говорит, что не знает, есть ли у вас вообще какие-нибудь планы. Но в таком случае, если вы ждете предложений… Может быть, нам имеет смысл поговорить на днях? Может быть, вы заехали бы ко мне на будущей неделе как-нибудь днем?

– На будущей неделе я буду в Нью-Йорке.

– Впрочем, зачем нам играть в прятки? Вам никогда не приходило в голову заняться политикой?

– Когда мне было лет двадцать, я подумывал об этом, – сказал Рудольф. – Но сейчас я постарел и поумнел…