Богдан Хмельницкий

войске: пленные под пытками могли говорить все, что хотелось победителям от них

слышать *). В последние дни поляки были доведены до такого истощения, что уже для

утоления голода недоставало у них и самой скверной пищи. Еще дватри дня—и обоз

пропал бы сам собою. Вдруг, 9-го августа (19-го н. ст.), прибезкали из-под Зборова

козаки и закричали: «Эй, панове, слухайте! уже хан трактуе з королем!» Паны думали,

что это только козацкия насмешки, как вот 11-го августа (21-го н. ст.) приблизился

татарский мурза и, подъехав к окопам, закричал чрез переводчика:

«Радуйтесь, ляхи, я вам привез веселую новость: король ваш с ханом побратался, а

хлопы будут вашими подданными, как были прежде, исключая тех, которых

Хмельницкий возьмет себе в реестр, до 40.000 молодцов. Не стреляйте но козакамъ».

Вишневецкий приказал его с честыо ввести в обоз и угощать, а между тел

остерегался, нет ли тут хитрости. «Будем ждать вести от нашего государя», говорили

поляки татарину.

В это время козаки поставили близ пруда четыре пушки и гнали своих людей к валу.

Часа в три пополудни завязалась перестрелка, скоро, однако, прекратившаяся по

причине дождя. Это полякам внушило еще более подозрения.

Вечером прибыл в обоз пан Ромашкевич, поляк, и извещал, что мир действительно

заключен, но и ему не поверили, тем более, что он не умел объяснить в чем состоят

условия мира, а только сообщил, что отправленные королем коммиссары задержаны у

Хмельницкого и приедут в польский обоз на другой день. Наконец, пришло письмо от

Хмельницкого; козацкий предводитель извещал о последовавшем под Зборовом мире и

выражался так: «ваши милости обещали сто тысяч крымскому хану; изготовьте их и

царь отступитъ».

Это письмо произвело чрезвычайное негодование: «мы ничего никогда не

1-) Jak. Michalowsk. Xiega pamietn., 463—465.—Diar. oblezenia pod Zbarazem. Kubala.

I, 157, 168—174.—Остается неразрешенным относительно стрелы с запискою—то ли

это событие, о котором выше было рассказано, или подобное в другой раз повторилось.

Возможность допустить последнее располагает то, что в дневнике Збаражской осады,

напечатанном в книге Михаловского, приводимое брошенное со стрелою письмо

оканчивается словами: „вот уже третий раз предостерегаю ваших мплостей“. В том же

дневнике под 20-м числом августа сообщается, что тогда была найдена в обозе такая же

записочка, написанная неразборчиво карандашом. Должно быть, подобный прием для

поддержания духа и в польском войске практиковался несколько раз.

21*

324

обещали хану,—кричали предводители,—мы были готовы все полечь с оружием в

руках, а не поддаваться: мы не будем откупаться».

В таком смысле послан ответ Хмельницкому. Козацкий гетман сильно рассердился

*); но вот вслед затем в окопы вопили королевские посланцы, Ожга писарь львовской

земли и ротмистр Минор, и вручили начальникам письмо короля, разные пожалования

староетвами и копию Зборовского трактата. Спасенное войско было в невыразимой

радости; но Вишневецкому, хотя также получившему староство, и его отважной партии

не понравилось, когда, читая письмо короля, они были поражены следующими

словами:

«По силе договора с ханом, збаражское войско должно заплатить часть суммы для

окупа хану, и потому необходимо, чтоб кто-нибудь из важных панов согласился, до

уплаты этой суммы, идти заложником в ханское войско, подобно как и мы отправили

заложником Донгофа, потому что они с пустыми руками не отойдут от Збаража».

«А чтоб вы этого не дождали!—закричал Иеремия и его приверженцы:— сами

платите, когда обещали! Король и комнисеары не смели давать за нас обещаний: мы

будем защищаться, пока в руках будет оружие!»

Тогда находившийся в козацко-татарском обозе заложником Донгоф прислал

некоего Ольшанского требовать, чтоб сумма, которую хочет хан, была непременно

заплачена. «Иначе, — говорил Ольшанский, — пан Донгоф сокальский староста

пропалъ» 2). «Кто его отдал в заложники, тот пусть и выкупаетъ», сказал на это

белзский воевода.

Но другие удерживали такую бесполезную вспышку. Они говорили: «можем ли мы

иметь хоть какую-нибудь надежду на защиту? Мы яри последнем изды,хании. Иначе и

быть не может: победитель дает права и толкует их как ему угодно».

Издыхающее войско роптало; жолнеры просились, чтоб их скорее выпустили, а

между тем козаки перед самым обозом расставили столы со съестными припасами.

Молодой Потоцкий, но не того герба, к которому принадлежал взятый в плен под

Корсуном гетман, вызвался идти в заложники 3).

Татары отступили немедленно по получении заложников. И тогда сбылось

предсказание осажденных поляков, которые говорили, что десятины будут собирать с

русских их дикие союзники. Мурзы, неповиновавшиеся хану и считавшие для себя

законом свою прихоть, забирали по городам и селам ясен и дочерей тех самых

молодцов, с которыми вместе издевались над поляками. Одна польская летопись

говорит, что в местечке Ляховцах татары погнали пленных до пятнадцати тысяч 4).

Сами русские, своевольные «левенцы», пошли’ ватагами опустошать свое отечество и

обижать своих братьев 5).

По отходе татар отворились польские окопы, и чахлые, бледные поляки

*) Jak. МисЬаИ., 169.

2)