Читаем Богдан Хмельницкий полностью

их? Вспомните славу дедов наших, что разнеслась по всему свету! И вы одного с ними

дерева ветви! Покажите-ж свое завзятье: добудьте славы и рыцарства вечного. Кто за

Бога, за того Бог 2).

Козаки стремительно вырвались из лагеря, перешли воду 3), и бросились на

польский обоз с оглушающим криком. Потоцкий двинул на них и коронные хоругви и

драгунов; пушки загремели... но вдруг раздается сзади крик «алла!»—появляются

татары.

Не успели поляки придти в себя после изумления, новая неожиданность: драгуны,

выведенные против своих братьев, нейдут; козаки ударили на коронных жолнеров —

драгуны подаются назад; козаки сильнее напирают на хоругви—драгуны поворачивают

направо, стремительно вырываются в поле и летят к русским, своим братьям. Хоругви

расстроиваются; пушки поворотили назад; все готово бежать сломя-голову *).

Потоцкий начал удерживать шляхтичей. «Неужели, — восклицал он,— вы хотите

быть похожими на овец, разогнанных волками? Лучше умереть в битве, чем обратиться

в гнусное бегство и все-таки достаться в пищу зверям?» Пушки снова ввезли на

четвероугольник, замкнулись в нем и стали отстреливаться 5).

На другой день, в субботу, часов в одиннадцать утра, козаки с разных сторон

бросились на обоз; поляки защищались храбро, битва продолжалась до пятого часа

пополудни 6), но полил дождь: порох отсырел; усталые от беспрестанной работы

жолнеры едва могли действовать руками; кони их пропадали без травы. Козаки,

обступив лагерь, лишили осажденных воды 7). Была надежда на прибытие гетмана, но

и та исчезла; козаки с насмешками показывали в виду польского лагеря письмо,

перехваченное у Райского 8). Потешаясь над врагами, они бегали, дразнили их в

неистовой радости и приглашали отдаться на милость хлопам. Такия выходки

придавали полякам более отчаяния; никто не мог поверить искренности врагов; им

представлялась неминуемая голодная смерть в пустыне; но, к удивлению всех,

выезжает к польским окопам сам Хмельницкий, бесстрашно приближается и кричит

голодом, которого резкости всякий изумился:

*) Relat. о bitwie р. Zoft. Wod.

2)

Истор. о през. бр.

3)

Леток. Велич., I, 32.

4) Bell, scyth. cosac., 11. — Annal. Polon. Clim., I, 32. — Кратк. опис. о козац.

малор. нар., 22.

5)

Истор. о през. бр.

G) Stor. delle guer. civ., 12.

7)

Kelat. о bitwie pod. Z61t. "Wod.

8) Истор. о през. бр.'—Annal. Polon. Clim., I, 33.—Histor. belli cos. polon., 66.

11

H. КОСТОМАРОВ, КНИГА IY.

162

«Не губите себя понапрасну, панове; победа в моих руках, но я не хочу возбуждать в

себе её жажду, которая утушится только в братней крови. Дело сладится, если вы

тотчас к нам пришлете кого-нибудь на переговоры; но поспешайте, пока не пришли

татары».

Паны рассудили, что их мало, и что, поэтому, они не в состоянии будут держаться

против большой орды. Страх появления татар и, особенно, перекопского мурзы,

которого считали знаменитым наездником, склонил к миролюбивому расположению

духа самых отважных, даже Потоцкого. Паны выслали к козакам Чарнецкого.

Хмельницкий принял Чарнецкого, сверх ожидания, с большими почестями,

приветствовал не как врага, а как соотечественника и приятеля. Началось угощение;

козаки осушили чарки за здравие гостя, восхваляли его военные дарования; обо всех

ианах отзывались с уважением, но ни слова не говорили о переговорах, как будто

Чарнецкий приехал к ним в гости. Так прошел день. Это делалось, говорили после

поляки, с намерением проволочить время, пока подойдет Тугай-бей. Хмельницкий

снова послал гонца к нему.

На другой день, 7-го мая, Чарнецкий сам заговорил о деле. «Чего угодно

потребовать от нашего войска?» сказал он.

«Правду сказать,—отвечал Хмельницкий,—я ничего не требую от вашего войска и

нет мне никакой необходимости делать вам какие бы то ни было уступки; толковать же

о наших делах мы с вами не можем, потому что у вас в лагере нет ни сенатора, ни

уполномоченного, которому бы мы могли объяснить, чтб заставило нас взяться за

оружие. А предложил я войти с нами в сношение только потому, что мне вас жаль:

отдайте нам ваши пушки и идите себе спокойно домой!»

Хмельницкий оставил Чарнецкого в козацком лагере под тем предлогом, что в

панском войске козацкие заложники, и отправил к панам с своим предложением

Козаков.

Паны за сутки еще яснее увидели положение, в каком находились; каждую минуту

выглядывали они с трепетом, не идут ли татары, а потому недолго рассуждали.

«Не только для нас, но для целого отечества будет полезнее,—говорили в совете,—

если мы откупимся от несомненной гибели какими-нибудь маловажными орудиями;

зато мы выиграем время, присоединимся к войску и дадим ему способ, узнав в-пору о

мятеже, не допустить его до большего разгара». «Если вы клятвою подтвердите

обещание выпустить нас,—сказали они козакам,—то мы согласимся».

Козаки присягнули—и пушки были отвезены в стан к Хмельницкому 1), вместе с

заложниками из старых товарищей. Это было кстати козакам: у них было всего пять

орудий, да из тех одно лопнуло при начале стычки.

«Тогда мы еще не знали этого обманщика», говорит современный дневник 2).

Хмельницкий не отпустил Чарнецкого, вопреки договору, и паны, стра-

Перейти на страницу:

Похожие книги

Психология войны в XX веке. Исторический опыт России
Психология войны в XX веке. Исторический опыт России

В своей истории Россия пережила немало вооруженных конфликтов, но именно в ХХ столетии возникает массовый социально-психологический феномен «человека воюющего». О том, как это явление отразилось в народном сознании и повлияло на судьбу нескольких поколений наших соотечественников, рассказывает эта книга. Главная ее тема — человек в экстремальных условиях войны, его мысли, чувства, поведение. Психология боя и солдатский фатализм; героический порыв и паника; особенности фронтового быта; взаимоотношения рядового и офицерского состава; взаимодействие и соперничество родов войск; роль идеологии и пропаганды; символы и мифы войны; солдатские суеверия; формирование и эволюция образа врага; феномен участия женщин в боевых действиях, — вот далеко не полный перечень проблем, которые впервые в исторической литературе раскрываются на примере всех внешних войн нашей страны в ХХ веке — от русско-японской до Афганской.Книга основана на редких архивных документах, письмах, дневниках, воспоминаниях участников войн и материалах «устной истории». Она будет интересна не только специалистам, но и всем, кому небезразлична история Отечества.* * *Книга содержит таблицы. Рекомендуется использовать читалки, поддерживающие их отображение: CoolReader 2 и 3, AlReader.

Елена Спартаковна Сенявская

Военная история / История / Образование и наука
Жертвы Ялты
Жертвы Ялты

Насильственная репатриация в СССР на протяжении 1943-47 годов — часть нашей истории, но не ее достояние. В Советском Союзе об этом не знают ничего, либо знают по слухам и урывками. Но эти урывки и слухи уже вошли в общественное сознание, и для того, чтобы их рассеять, чтобы хотя бы в первом приближении показать правду того, что произошло, необходима огромная работа, и работа действительно свободная. Свободная в архивных розысках, свободная в высказываниях мнений, а главное — духовно свободная от предрассудков…  Чем же ценен труд Н. Толстого, если и его еще недостаточно, чтобы заполнить этот пробел нашей истории? Прежде всего, полнотой описания, сведением воедино разрозненных фактов — где, когда, кого и как выдали. Примерно 34 используемых в книге документов публикуются впервые, и автор не ограничивается такими более или менее известными теперь событиями, как выдача казаков в Лиенце или армии Власова, хотя и здесь приводит много новых данных, но описывает операции по выдаче многих категорий перемещенных лиц хронологически и по странам. После такой книги невозможно больше отмахиваться от частных свидетельств, как «не имеющих объективного значения»Из этой книги, может быть, мы впервые по-настоящему узнали о масштабах народного сопротивления советскому режиму в годы Великой Отечественной войны, о причинах, заставивших более миллиона граждан СССР выбрать себе во временные союзники для свержения ненавистной коммунистической тирании гитлеровскую Германию. И только после появления в СССР первых копий книги на русском языке многие из потомков казаков впервые осознали, что не умерло казачество в 20–30-е годы, не все было истреблено или рассеяно по белу свету.

Николай Дмитриевич Толстой , Николай Дмитриевич Толстой-Милославский

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное