Читаем Богдан Хмельницкий полностью

«Пане!—сказал он:—все погибло; козаки и драгуны, не сражаясь, изменили нам;

обоз взят; Сапега, ИПемберг, Чарпецкий в неволе; сын твой также взят чуть живой и

теперь, верно, расстался с светомъ».

Ужаснулся гетман и все военачальники '*), «все войско,—говорит летописец,—

стало так бледно, как бледна бывает трава, прибитая морозом, когда, после холодной

ночи, воссияет солнце».—«О, сып мой! — восклицает гетман: — на то ли я дал тебе

начальство, чтоб ты за булаву выменял могильный заступ!» Воины плакали о

безвременной кончине юноши, но приписывали его погибель самому родителю,

который дурным распоряжением навлек беду на отечество 6).

Весть о поразкении произвела всеобщий страх мезкду панами, особенно когда

недобиток уверял, что Хмельницкий узке недалеко с бесчисленным войском 6).

Собрали паны совет.

Калиновский, отважный как всегда, говорил, что следует идти далее против врагов.

Потоцкий, несмотря на горесть о сыне, напился горелки и также не падал духом, но, по

обыкновению действовать наперекор польному гетману, не хотел идти вперед, а

решался оставаться на месте

«Душа моя скорбит,—говорил он,—заснуть не могу и не успокоюсь, пока не накажу

презренных хлопов, не утешу себя местию за их вероломство, не искуплю обильным

пролитием крови их смерть моего сына. Не потерплю, чтоб они тешились и надеялись

избегнуть кары за то, что осмелились подняться на господ своих. Пусть хоть какая сила

козацкая идет на меня: войско у меня хорошо, а мне воевать с козаками не в первый

раз!» 8)—

*) Histor. belli cos. роиоп., 60—61.

2)

А. Южп. и Зап. Рос. III, 282.

3) Annal. Polon. Clim., I, 34.—Истор. о през. бр.—„Иетоп. Велич., 1, 66.—Wojna dom.

Ч. I, 8.

4)

Истор. о през. бр.

5) Истор. о през. бр.—Wojna domowa. Ч. I, 8.—Annal. polon. Clim., I, 34.

G) Wojna dom. 4. I, 8. —Annal. pol. Clim., I, 34.

7)

Kelat. о bitwie p. Korsun.

8) Истор. о през. бр.—Histor. belli cos. pol., 62.—Stor. delle guer. civ.

167

говорил Потоцкий. Большая часть панов на совете не разделяла ни мысли

Калиновского, ни Потоцкого. «Войско наше, по всему видно, убежит, когда явится

неприятель, —говорили они, — а если и удастся нам остановить беглецов, то они не

устоят против многочисленной неприятельской силы. Все равно придется нам, в виду

врагов, отступить; не лучше ли заранее приблизиться в городам, чтоб, по крайней мере,

можно было найти себе пищу, а здесь мы пропадем с голоду?»

Потоцкий согласился на эти представления, когда прошла у него охота к брани.

Калиновский должен был уступить, но с большою досадою; оба гетмана обменялись

обидными выражениями, один на счет другого, и каждый положил себе за правило

давать приказания, которые раздражали бы соперника ’).

10-го мая послали на подъезд Гдешинсисого, а войско двинулось назад н на третий

день достигло Корсуна, на реке Роси 2). Потоцкий думал идти еще далее, но 14-го мая

возвратился к войску Гдешинский с вестью, что Хмельницкий и Тугай-бей уже в

местечке Смелом 3) (Смиле, верст за 40 с небольшим от Корсуна) и преследуют поляков

но пятам. Сам Гдешинский видел, как неприятельское войско переправлялось через

Тясмин. «Если не сегодня вечером, то завтра утром, — говорил он, — будет оно здесь»

4). Тогда приказали остановиться. Решили дать сражение. Выбрали поле между

Корсуном и Стебловым, поставили войско в каких-то старых окопах: впереди вывели

пять батарей и укрепили пушками 5). Потоцкий приказал сжечь местечко Корсун 6) для

того, чтоб неприятель не мог иметь пристанища и не воспользовался городом для своих

стратегических соображений. Та же участь, по приказанию Потоцкого, постигла

окрестные хутора, местечко Стеблов и Черкасы, должно быть, истребленные при

выходе из них поляков. Во время этих полиров поляки мучили и умерщвляли старых и

малых, женщин и младенцевъ7).

Таким мерам противился Калиновский, представляя, что поляки сами себя лишают

вспоможения и припасов. Но чем настойчивее доказывал польный гетман, тем

решительнее поступал коронный наперекор сопернику. Он и слушать не хотел, когда

представляли ему, что он оставил позади себя яры, а впереди возвышение 8). «Негде

правды деть — говорят современные дневники 9), у нас тогда была страшная'

безалаберщина, несмотря на то, что неприятель стоял над шеею, собиралась к

Хмельницкому со всех сторон козацкая саранча, а русские хлопы мимо панского лагеря

провозили съестные припасы в стан Хмельницкого и гласно величали его спасителем

своего народа и защитником своей религии».

1)

Рукоп. И. П. Библ. разнояз. F. № б.

2)

Вывший полковой город; ныне местечко в Каневском уезде.

3)

Звенигородского уезда.

‘) Jakuba Michal. ks. pam., 21.

5)

Рукоп. И. П. Библ. разнояз. Hist. F. № 5. e) Ibidem.

7)

Latopis. Jerlicza., 64.

8)

Relat. о bitwie р. Korsun.

s) Памяти, киевск. коми., I, 3, 73.—Belat. о bitw. р. Korsun. — Рукой. И. П Библ.

разнояз. F. Л1» 5.

168

Хмельницкий приближался. Тугай-бей шел впереди с четырьмя тысячами ногаев.

Тревога распространилась в польском обозе, когда послышали, что грозный враг

недалеко. Украинцы, одетые драгунами, в числе трех тысяч, были посланы на

передовую стражу и передались Хмельницкому ). Слуги и оруженосцы, даже поляки, в

Перейти на страницу:

Похожие книги

Психология войны в XX веке. Исторический опыт России
Психология войны в XX веке. Исторический опыт России

В своей истории Россия пережила немало вооруженных конфликтов, но именно в ХХ столетии возникает массовый социально-психологический феномен «человека воюющего». О том, как это явление отразилось в народном сознании и повлияло на судьбу нескольких поколений наших соотечественников, рассказывает эта книга. Главная ее тема — человек в экстремальных условиях войны, его мысли, чувства, поведение. Психология боя и солдатский фатализм; героический порыв и паника; особенности фронтового быта; взаимоотношения рядового и офицерского состава; взаимодействие и соперничество родов войск; роль идеологии и пропаганды; символы и мифы войны; солдатские суеверия; формирование и эволюция образа врага; феномен участия женщин в боевых действиях, — вот далеко не полный перечень проблем, которые впервые в исторической литературе раскрываются на примере всех внешних войн нашей страны в ХХ веке — от русско-японской до Афганской.Книга основана на редких архивных документах, письмах, дневниках, воспоминаниях участников войн и материалах «устной истории». Она будет интересна не только специалистам, но и всем, кому небезразлична история Отечества.* * *Книга содержит таблицы. Рекомендуется использовать читалки, поддерживающие их отображение: CoolReader 2 и 3, AlReader.

Елена Спартаковна Сенявская

Военная история / История / Образование и наука
Жертвы Ялты
Жертвы Ялты

Насильственная репатриация в СССР на протяжении 1943-47 годов — часть нашей истории, но не ее достояние. В Советском Союзе об этом не знают ничего, либо знают по слухам и урывками. Но эти урывки и слухи уже вошли в общественное сознание, и для того, чтобы их рассеять, чтобы хотя бы в первом приближении показать правду того, что произошло, необходима огромная работа, и работа действительно свободная. Свободная в архивных розысках, свободная в высказываниях мнений, а главное — духовно свободная от предрассудков…  Чем же ценен труд Н. Толстого, если и его еще недостаточно, чтобы заполнить этот пробел нашей истории? Прежде всего, полнотой описания, сведением воедино разрозненных фактов — где, когда, кого и как выдали. Примерно 34 используемых в книге документов публикуются впервые, и автор не ограничивается такими более или менее известными теперь событиями, как выдача казаков в Лиенце или армии Власова, хотя и здесь приводит много новых данных, но описывает операции по выдаче многих категорий перемещенных лиц хронологически и по странам. После такой книги невозможно больше отмахиваться от частных свидетельств, как «не имеющих объективного значения»Из этой книги, может быть, мы впервые по-настоящему узнали о масштабах народного сопротивления советскому режиму в годы Великой Отечественной войны, о причинах, заставивших более миллиона граждан СССР выбрать себе во временные союзники для свержения ненавистной коммунистической тирании гитлеровскую Германию. И только после появления в СССР первых копий книги на русском языке многие из потомков казаков впервые осознали, что не умерло казачество в 20–30-е годы, не все было истреблено или рассеяно по белу свету.

Николай Дмитриевич Толстой , Николай Дмитриевич Толстой-Милославский

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное