Боги тоже люди (СИ)

Вот к чему приводит твое непонятное желание то ли начать наконец-то жить, то ли поскорее сдохнуть. В любом случае, выбирать тебе: либо в землю, да поглубже, либо прахом над обрывом.

========== Часть 4 ==========

Последние капли дождя — последние капли его терпения. Вдалеке потрепанная нить горизонта, что отделяет звёздное небо и кромешную тьму мерзкого болота.

Он мечтал стать Богом, настоящим творцом своего мира. Хотел любить, верить, убить суету и возродить свет. Но теперь он живёт здесь, внутри болота, а сверху распласталась зеленая растительность и ещё нераспустившиеся тугие бутоны маков по болотной глади. Его огорчает пение птиц: мертвецы не выносят этих раздражающих звуков. А эти чёрные гады парят всё ниже и ниже над холодным пеплом и орут своим неистовым криком отчаянья, будто рассказывают страшную тайну, что таит в своей плоти матушка-земля. Единственное что успокаивает — это вода. Шум ливня и мелодия капель, что спадает с веток деревьев, умиротворяют. Ему хочется вылезти однажды из этой ямы и собрать для Него все лужи вокруг, чтобы они могли вновь окунуться в отдаленно напоминающий живой мир.

Мысли падшие, думы, все Его сны и картины, кисточки, грифеля, депрессии и звуки, книги, эмоции, музыка и улыбки — он сохранит все Его любимые вещи в себя, он станет надёжным вместилищем. Сотни раз сгорая по пути в ад, Тони растворится в чистом воздухе эйфории. В воздухе целительного аромата любимого тела. Тело, которое тлеет, словно сигарета, заколоченное в гробу.

И пусть весь мир прахом, пусть вселенная будет злиться, а небо стыдливо прятаться за облаками — они будут сладко спать под небосводом млечных снов, укрывшись глиняным одеялом, пересматривая свои бесконечности.

Позже они растворятся, подобно мелким частицам в огромном пространстве. Исчезнут, как перечеркнутые строчки в блокноте. Забудутся, как несбывшиеся надежды и мечты. И, как лживые фразы. их станут осуждать.

С годами останется лишь прах. Нетленно только искусство, а эти две души скоротечно отправятся в ад.

***

Он бы мог рассказать о своем бесконечно любящем сердце, например. Мог бы похвастаться чистотой мыслей и кристальным внутренним океаном. Он мог бы рассказать о том, сколько нежности и трепета хранится у него в рёбрах, и как сладко пахнет надежда. Он иногда произносит вслух те внутренние диалоги, но это мало кто слышит. А если и слышат, то прокручивают пальцем у виска. Он неоднократно замечал, как медленно опускаются пылинки на поверхность стола, кровати, лампы под цвет засыпающего дня. Цвет заката, который он встречал, сидя у окна. Он мог бы рассказать, как засыпает день, безусловно. Он мог бы…

Он видит вместо лиц прохожих — оскал и злобу, потерянность и хроническую усталость. Он видит, как мимо него медленно утекает жизнь…

Он видит последствия беспокойного сна в отображении зеркала — бесцветные губы и вены сквозь тонкое худое тело.

Он мог бы рассказать, как путаются мысли, словно столетняя паутина…

Он мог бы рассказать, как его сжигает изнутри реальность, засевшая глубоко внутри, будто раковая опухоль, каждый день напоминавшая о себе.

У него ещё будет целая вечность, чтобы этим поделиться. Целая холодная вечность. Тони будет наблюдать за этим со стороны, а бездна вычеркнет его из памяти.

Заглушить можно любой гул, любые голоса. Но никому ещё не удавалось заглушить молчание.

***

Ему бы собрать всю волю и удержаться в дурмане разноцветных грез — не выловить всю рыбу из салата, ковыряя вилкой в тарелке. Собрать всё живое по крупицам и опустить в море, чтобы оно нашло свой дом. Ему бы выковырять вилкой бесконечный поток времени и вернуть назад в свое русло пересохшие реки, застывшие ставы, вырыть новые истоки и наполнить их жизнью, кровотоками любви и взаимоотношений. Ему бы выковырять потерянную суть, заблудившуюся в недрах иллюзии. Ему бы сорвать стальной хомут, да освободить широкую душу. Испить до последнего глотка любимый кофе и изучать узоры на дне: заведомо красивые и гармоничные, вопреки сомнениям и всепоглощающей скуке.

Он снова закрывается так внезапно и без предупреждения, словно дверцы вагона метро, оставляя на перроне всё, кроме тишины и забвения. В нём столько несказанного: того, что не произносится губами и не выстукивается ритмом клавиш.

Он путал имена и даты, от него не раз уходили, к нему возвращались, он орал с амвона, путая пальцами меденые волосы. Бог всех простит, особенно тех, кто сумел самостоятельно воскреснуть. Только ему всё чаще казалось, что его рождение это не просто обычное появление на свет — это проколотая терновым венцом драма смерти, ноктюрн лихой судьбы, блаженная ода самобичевания и ренессанс отголосков надежд.

Его глубокая вера не знает дна. Его крест горит внутри и разрывает легкие. Его молчание далеко не порок, его свет включен, озаряя мрак.

Он часто обращается к небесам, он ищет помощь. Но его грусть самая нетранспортабельная штука: посланная в небо, она обязательно затеряется где-то на дне Гудзона или гранд-каньона. И, вместо исповедальных посланий, Творцу всё чаще долетают спамы от Сатаны.

========== Часть 5 ==========