Скарятин только что сообщил мне, что видел вас перед отъездом, и вы были так добры, что вновь вспомнили обо мне, хотели даже послать мне книги – я вынужден непременно благодарить вас, хотя бы должен был вас этим рассердить.
Благоволите принять уверение в моем почтительном уважении и засвидетельствовать его графиням, вашим дочерям.
26 марта.
Мой адрес: <дом Хитровой на Арбате>»
«Посылаю вам, сударыня, “Странника”, которого вы у меня просили. В этой немного вычурной болтовне чувствуется настоящий талант. Самое замечательное то, что автору уже 35 лет, а это его первое произведение. Роман Загоскина ещё не вышел. Он был вынужден переделать несколько глав, где речь шла о поляках 1812 г. С поляками 1831 г. куда больше хлопот, и их роман ещё не окончен. Здесь распространяют слух о сражении, якобы имевшем место 20 апреля. Они должно быть ложны, по крайней мере, что касается числа.
Переезд мой задерживается на несколько дней из-за дел, которые меня мало касаются. Надеюсь справиться с ними к концу месяца.
Брат мой ветрогон и лентяй. Вы слишком добры, слишком любезны, принимая в нём участие. Я уже написал ему отеческое письмо, в котором, не знаю собственно за что, намылил ему голову. В настоящее время он должен быть в Грузии. Не знаю, следует ли переслать ему ваше письмо; я предпочёл бы оставить его у себя.
Не прощаюсь с вами, сударыня, и не приписываю учтивых фраз»
«Я сейчас уезжаю в Царское Село и искренне сожалею, что не могу провести у вас вечер. Будь что будет с самолюбием Селливана. Вы так находчивы – придумайте что-нибудь такое, что могло бы его успокоить. Всего лучшего, сударыня, и главное – до свиданья.
Я в отчаянии, сударыня, что не могу воспользоваться вашим любезным приглашением, мой муж увозит меня в Царское Село. Примите уверения в моем сожалении и совершенном уважении»
«Я только что прочла ваши прекрасные стихи и заявляю вам, что если вы не пришлете мне экземпляра (говорят, их невозможно достать), я никогда вам этого не прощу»
Стихи эти написаны были в такую минуту, когда позволительно было пасть духом – слава Богу, это время миновало. Мы опять заняли положение, которое не должны были терять. Это, правда, не то положение, которому мы были обязаны руке князя, вашего батюшки, но всё же оно достаточно хорошо. <…>
Хотя я и не докучал вам своими письмами в эти бедственные дни, я всё же не упускал случая получать о вас известия, я знал, что вы здоровы и развлекаетесь, это, конечно, вполне достойно “Декамерона”. Вы читали во время чумы вместо того, чтобы слушать рассказы, это тоже очень философично.
Полагаю, что мой брат участвовал в штурме Варшавы; я не имею от него известий. Однако, насколько пора было взять Варшаву! <…>
Надеюсь явиться к вам в конце этого месяца. Царское Село может свести с ума; в Петербурге гораздо легче уединиться.
Госпоже Хитровой»
«Я только что узнала, что цензурой пропущена статья, направленная против вашего стихотворения, дорогой друг. Особа, написавшая её, разъярена на меня и ни за что не хотела показать её, ни взять её обратно. Меня не перестают терзать за вашу элегию – я настоящая мученица, дорогой Пушкин; но я вас люблю за это ещё больше и верю в ваше восхищение нашим героем и в вашу симпатию ко мне!
Бедный <Чедаев>[13]
. Он, должно быть, очень несчастен оттого, что накопил в себе столько ненависти к своей стране и к своим соотечественникам.Элиза Хитрово, урождённая княжна Кутузова-Смоленская» (
«Предполагаем жить»
Ровно в четырнадцать часов сорок пять минут пополудни 29 января 1837 года Наталия Пушкина стала вдовой, надолго облачившись в чёрный траурный наряд… Её великую скорбь не пощадила светская молва, – вот упрёки, брошенные молодой вдове вскоре после смерти мужа.
Екатерина Карамзина: