Глава семьи, дедушка Афанасий Николаевич Гончаров, на образование внуков не скупился, приглашал на дом студентов прославленного Московского университета. Именно они и давали некогда уроки младшим Гончаровым: Наташе и брату Сергею.
В одной из чудом уцелевших тетрадок Натали Гончаровой есть и ее сочинение о просодии – искусстве стихосложения, поражающее глубиной литературных познаний десятилетней девочки. В столь нежном возрасте она могла не только отличить «ямб от хорея», но и достаточно свободно ориентироваться в русской поэзии. «Кто хочет писать Русские стихи, тот должен иметь предварительное понятие о стопе, о строфе, о рифме…» Так начинает свое сочинение Наташа Гончарова и далее размышляет о том, чем различаются между собой ямб и хорей, дактиль и анапест и в чем особенность пиррихия. Пишет «о стихе дактило-хореическом» и «анапесто-ямбическом».
Известный поэт и профессор Литературного института Владимир Костров, увидев сочинение юной Таши, не мог сдержать удивления: «Да этим премудростям я учу первокурсников, для девочки же – познания удивительные!»
Ученические записи хранят немало размышлений, любопытных заметок, поэтических описаний и наблюдений. В архивном собрании собраны тетради по всемирной истории, синтаксису, географии, античной мифологии. Все это – своеобразная лаборатория становления ее личности, духовного мира. Это её шаги навстречу к Пушкину!
Да, случись все иначе, учили бы ее лишь рукоделию, танцам, правилам этикета, как-то и принято было в дворянских семьях начала девятнадцатого века. И превратилась бы Наталия Гончарова в милую уездную барышню, воспитанную на «чувствительных романах»…
А еще Натали тонко чувствовала живопись, – и долгие годы ее связывала дружба с великим Айвазовским, – любила музыку, театр.
Хорошо играла в шахматы, и, как утверждал славный хранитель пушкинского заповедника Семён Степанович Гейченко, считалась одной из лучших шахматисток Петербурга.
«Говорят, она столь же умна, сколь и прекрасна, – пишет о ней современница, – с осанкой богини, с прелестным лицом».
Да, поверим, наконец, суждениям самого Пушкина: «Ты баба умная…»
Ещё один упрек: и Анна Ахматова, и Марина Цветаева обвиняли жену поэта, что та не понимала Пушкина, да и всю жизнь была равнодушна к поэзии.
Анна Ахматова:
Равнодушна к поэзии?! Так ли? Но ведь она и сама была поэтессой! Правда, утаённой. И тому есть доказательства.
Мне посчастливилось найти детское стихотворение Наташи Гончаровой. Написано оно по-французски, адресовано брату Ивану и хранится в отделе рукописей Российской государственной библиотеки.
На память от искренне тебе преданной сестры Натали Гончаровой. 23 февраля 1822 года».
Таше Гончаровой всего лишь девять лет!
Другое редкое свидетельство, относящееся к маю 1830-го, – приезду Пушкина к невесте, в калужскую усадьбу Гончаровых Полотняный Завод. У Натали, как и у всякой барышни, был свой заветный девичий альбом. И она просила жениха написать ей на память стихи.
Стихотворные строчки легко ложатся на альбомные страницы. Натали читает их и, не боясь выглядеть смешной в глазах знаменитого поэта, отвечает ему: в стихах признается в любви! Альбом этот, поистине бесценный, ныне не сохранился. И никогда уже не услышать и тех канувших в небытие стихов Пушкина, и поэтических опытов его невесты. Но остались воспоминания.
«Я читал в альбоме стихи Пушкина к своей невесте и ее ответ – также в стихах, – сообщает В.П. Безобразов весной 1880 года академику Я.К. Гроту. – По содержанию весь этот разговор в альбоме имеет характер взаимного объяснения в любви».
Тогда Пушкина это забавляло. Возможно, он даже хвалил невесту за удачные рифмы. Но пройдет не так много времени, она станет его женой, и отношение к поэтическому творчеству молодой супруги изменится.
Как-то Натали дерзнула послать свои стихи на отзыв мужу. «Стихов твоих не читаю. Черт ли в них; и свои надоели. Пиши мне лучше о себе, о своем здоровье», – так безжалостно пресек Пушкин ее робкие поэтические опыты.
Ах как жаль, что о них не дано было знать строгим критикессам Натали – Марине Цветаевой и Анне Ахматовой. Как знать, резкость суждений их о жене поэта смягчилась бы. Ведь она была одной с ними, поэтической крови…
Вновь слово Марине Цветаевой: