Когда смертельно раненного Пушкина внесли в дом, более всего он тревожился, как бы не испугать жену. «Бедная жена, бедная жена!» – восклицал поэт. «Что бы ни случилось, ты ни в чем не виновата и не должна себя упрекать, моя милая!» «Она, бедная, безвинно терпит, – говорил он доктору Спасскому, – в свете ее заедят». И в своих предсмертных муках он, муж, будучи уверен в её чистоте, тревожился и предсказывал будущие страдания своей Наташи.
Много позже Наталия Николаевна признавалась: «Я слишком много страдала и вполне искупила ошибки, которые могла совершить в молодости…» Заметьте, «могла совершить»!
И сам Дантес, один из главных действующих лиц кровавой драмы, сделал необычное признание. И ему можно верить, так как писалось оно не для публики: «Она осталась чиста и может высоко держать голову, не опуская ее ни перед кем в целом свете. Нет другой женщины, которая повела бы себя так же».
Стоит ещё раз вчитаться в строки из писем князя Петра Вяземского – в них ключ к запутанной дуэльной истории:
«Пушкин и его жена попали в гнусную западню, их погубили»;
«…Адские сети, адские козни были устроены против Пушкина и жены его».
Анна Ахматова:
Вряд ли поэтессе было ведомо письмо вдовы Наталии Пушкиной, отправленное ей в июне горького 1837-го из Полотняного Завода в Болдино к управляющему с просьбой доставить ей незамедлительно «книги, бумаги, письма, и вещи, все без остатку» покойного мужа.
Словно слышится ее живой голос, тихий, но твердый в том своем великом горе. Не понимала, не знала цену гения?! А это забытое ее письмо, как много говорит оно ныне!
Вот откровение, ставшее известным благодаря Софье Карамзиной, – она переписывает строки из письма, адресованного ей Натали: «Я выписала сюда все его (мужа) сочинения, я пыталась их читать, но у меня не хватает мужества: слишком сильно и мучительно они волнуют, читать его – все равно, что слышать его голос, а это так тяжело!»
Нет, она не забыла и никогда не сможет забыть мужа.
Ведь именно вдова поэта, исполнив свой «сердечный обет», воздвигла в Святых Горах памятник-надгробие Пушкину!
У Натали Николаевны немало заслуг перед отечественным пушкиноведением: она сохранила все рукописи поэта, его письма, исполняя давний наказ мужа: «Чтоб не пропала ни строка пера моего для тебя и для потомства». (И вряд ли без радения Наталии Николаевны всё это бесценное богатство хранилось бы ныне в Пушкинском Доме!)
Она научила детей боготворить их великого отца. Вступилась за честь Пушкина, когда опекун детей поэта г-н Отрешков-Тарасенко вздумал украденные им пушкинские автографы преподнести известной библиотеке. Эдакий пиар середины XIX века!
Казалось бы, до старых ли рукописей Пушкина его вдове, обремененной житейскими повседневными заботами? Господин Отрешков просчитался.
«Не хочу и не могу оставить без внимания клеймо, нанесенное имени отца их», – пишет Наталия Николаевна издателю Павлу Анненкову. Это ли равнодушная красавица, кукла без души и сердца, и уж тем более без характера? Сколько душевной боли и негодования в письме вдовы поэта, и как борется она за светлое имя покойного мужа – никакая тень не должна омрачить его!
И барону Корфу, называя пушкинские рукописи «фамильной драгоценностью», Наталия Николаевна пишет, «что дети Пушкина за счастье почтут принести в дар Императорской публичной библиотеке те же самые автографы, но только от своего имени»! Нет, не желала она «видеть имя народного поэта и честного человека – имя Пушкина, нашу фамильную гордость, нашу родовую славу» – рядом с именем низкого человека. Письмо как вызов на поединок! У неё была своя дуэль…
«Бог правду видит, да не скоро скажет». Это о ней, жене поэта, столько претерпевшей во мнении людском (о чем и предрекал в свои последние часы Пушкин!) и при своей недолгой жизни, и многие годы уже после смерти.
И что судить через века – достойна или нет быть женой поэта Наталия Гончарова? И мог ли Пушкин ошибиться, обладая величайшей сверхчеловеческой прозорливостью? Это выбор гения.