Богини Пушкина. От «златой весны» до «поздней осени»

Напоследок судьба будто потешила её женское самолюбие: Евпраксии Николаевне довелось стать свидетельницей небывалого торжества – в июне 1880 года над московской Страстной площадью вознёсся бронзовый Пушкин. А она помнила прикосновения его тёплых, живых, а не бронзовых губ и рук. И как память о кратком юном счастье хранила заветные стихи и послания поэта.

Баронесса Евпраксия Вревская. Фотографии.

Конец 1870-х – начало 1880-х гг.

Поверим семейной легенде: Евпраксия Николаевна и в замужестве, не убоявшись возможной ревности супруга, берегла письма Пушкина, не желая с ними расставаться. (Важно помнить, барон Борис Вревский сумел сохранить приятельские отношения с Александром Сергеевичем, глубоко почитая его гений!) И всё же письма исчезли.

Нет, она не сожгла их, подобно старшей сестре Анне. Но перед смертью, в марте 1883-го, передав дочери Софье большую пачку писем Пушкина, взяла с неё слово: не отдавать их никому, ни под каким предлогом. Видимо, было в тех посланиях нечто большее, чем светские любезности, очень сокровенное, что баронессе Вревской, уже прощавшейся с жизнью, не хотелось предавать огласке.

О неизвестных пушкинских письмах к Евпраксии Николаевне стало известно. К Софье Борисовне, её дочери, зачастили тогда учёные мужи, убеждая наследницу продать либо передать им эпистолярное наследие великого поэта. Казалось, ещё немного, и престарелая баронесса уступит велеречивым уговорам. «Я чувствовала, что решение моё слабеет. И вот, чтоб не поддаться окончательно их уговорам и не нарушить воли матери, я предала всю пачку писем сожжению», – так на склоне лет Софья Борисовна, последняя владелица родовых усадеб: Тригорского и Голубова, объясняла домашнему врачу решение сжечь письма поэта.

Не было на беду того златоуста, кто убедил бы баронессу Софью Вревскую нарушить материнское слово, свершив подвиг непослушания во имя самого Пушкина! И всех поклонников русского гения, настоящих и будущих. И тогда неведомый пласт пушкинских чувств, разноцветье его поэтических слов сбереглись бы для нас.

Горят ли рукописи? Классик двадцатого столетия Михаил Булгаков утверждал, что нет. А вот письма горят, и горят очень жарко.

Живые голоса

* * *

Если жизнь тебя обманет,
Не печалься, не сердись!
В день уныния смирись:
День веселья, верь, настанет.

Сердце в будущем живёт;

Настоящее уныло:
Всё мгновенно, всё пройдёт;
Что пройдёт, то будет мило.

1825

Поэтическое посвящение Евпраксии Пушкин записал в её девичий альбом:

К Зине

Вот, Зина, вам совет: играйте,
Из роз веселых заплетайте
Себе торжественный венец —
И впредь у нас не разрывайте
Ни мадригалов, ни сердец.

1826

Евгений Онегин

(Фрагмент романа)

Да вот в бутылке засмоленной
Между жарким и бланманже,
Цимлянское несут уже;
За ним строй рюмок узких, длинных,
Подобно талии твоей,
Зизи, кристалл души моей,
Предмет стихов моих невинных,
Любви приманчивый фиал,
Ты, от кого я пьян бывал!

1826

«Ваши синие глаза» Екатерина Васильевна Жандр, урождённая Вельяшева (1813–1865)

Позабуду, вероятно,

Ваши милые черты…

Александр Пушкин

Святочный бал

В январе нового, 1829-го в Старицах царило веселье – давали святочные балы. И Александр Сергеевич не обошел их вниманием: с удовольствием танцевал, не скупился на комплименты уездным барышням и усердно ухаживал за синеглазой Катенькой Вельяшевой, дочерью местного исправника.

В его доме гремел бал. Старицкие барышни как завороженные не спускали глаз с необычного гостя, следя за каждым его движением. Поэт блистал остроумием, был ловок и весел.

Екатерина Синицына, дочь священника, в девичестве Смирнова, – та самая, которую Пушкин величал то «поповной», то «Клариссой», – впервые увидела знаменитого поэта: «Показался он мне иностранцем, танцует, ходит как-то по-особому, как-то особенно легко, как будто летает; весь какой-то воздушный, с большими ногтями на руках. “Это не русский?” – спросила я у матери Вельяшева, Катерины Петровны. “Ах, матушка! Это Пушкин, сочинитель, прекрасные стихи пишет”, – отвечала она. Здесь мне не пришлось познакомиться с Александром Сергеевичем. Заметила я только, что Пушкин с другим молодым человеком постоянно вертелись около Катерины Васильевны Вельяшевой. Она была очень миленькая девушка; особенно чудные у ней были глаза».