Богини Пушкина. От «златой весны» до «поздней осени»

Осиротевший дворец пролетарские власти передали дипломатическим представительствам Швеции и Германии, но вскоре национализировали. Затем, в 1925 году, юсуповский дворец перешел в ведение работников просвещения. В октябре того же года в богатейшей библиотеке князей Юсуповых – а книжное собрание насчитывало восемь тысяч томов! – были найдены неизвестные пушкинские письма и автограф поэтического послания «К вельможе». Раритеты хранил в себе тайник, искусно встроенный в книжный шкаф. Поистине находка века! Двадцать шесть писем, адресованных поэтом Елизавете Хитрово, и одно, вместе со стихами, – её дочери Екатерине Тизенгаузен.

«Само собой разумеется, графиня, что вы будете настоящим Циклопом, – уверял её Пушкин накануне костюмированного бала в Аничковом дворце (назначенном на четвёртое января 1830 года), в коем Екатерине предназначалась роль мифического Циклопа. – Примите этот плоский комплимент как доказательство моей полной покорности вашим приказаниям. Будь у меня сто голов и сто сердец, они все были бы к вашим услугам…» (фр.)

Язык и ум теряя разом,
Гляжу на вас единым глазом:
Единый глаз в главе моей.
Когда б судьбы того хотели,
Когда б имел я сто очей,
То все бы сто на вас глядели.

Именно она, графиня Екатерина Тизенгаузен, фрейлина Высочайшего Двора, и стала ключевой фигурой в этой почти фантастической истории. По семейной легенде Екатерина состояла в любовной связи с королем Фридрихом Вильгельмом IV и родила от прусского монарха сына Феликса. Да и светская молва косвенно подтверждала сей факт. Елизавета Михайловна взяла внука на воспитание и в шестилетнем возрасте – в 1826 году – привезла его в Россию. В Петербурге юного Феликса Эльстона (фамилию мальчику дали в честь героя одного английского романа) ожидали блестящая военная карьера и удачная женитьба на графине Елене Сумароковой. В сентябре 1856-го царским указом повелевалось присоединить к его фамилии титул и фамилию тестя, не имевшего сыновей. Так Феликс Эльстон стал именоваться графом Сумароковым-Эльстон. За боевые отличия – участие в покорении Кавказа – граф произведен в генерал-лейтенанты. И жалован Государем пятью тысячами десятин земли в вечное пользование.

Его сын Феликс Феликсович, женившись на красавице княжне Зинаиде Юсуповой, соединил не только ветви двух старинных генеалогических древ, но и баснословные родовые богатства. Благодаря супружеству он был возведен в княжеское достоинство с условием, что княжеский титул наследует старший сын. Правда, наследником высокого титула и всех бессчетных богатств суждено было стать его младшему сыну, – старший Николай погиб в дуэльном поединке, – князю графу Сумарокову-Эльстону.

Умер именитый изгнанник, свидетель и участник поистине эпохальных событий, в сентябре 1967-го вдали от родины… Восьмидесятилетним старцем он упокоился на парижском кладбище Сент-Женевьев-де-Буа.

Именно князю Феликсу Юсупову судьба определила стать последним владельцем бесценных пушкинских писем, что так счастливо уцелели в его фамильном дворце на Мойке.

Живые голоса

Пушкин – Е.М. Хитрово

18 июля 1827 г.? Петербург

«Не знаю, сударыня, как выразить вам всю свою благодарность за участие, которое вам угодно было проявить к моему здоровью; мне почти совестно чувствовать себя так хорошо. Одно крайне досадное обстоятельство лишает меня сегодня счастья быть у вас. Соблаговолите принять мои сожаления и извинения, равно как и выражение моего глубокого уважения.

18 июля. Пушкин» (фр.).

Письмо запечатано сердоликовым перстнем-талисманом.

Е.М. Хитрово – Пушкину

18, 20 и 21 марта 1830 г. Петербург

«18 марта.

Не успела я успокоиться насчет вашего пребывания в Москве, как мне приходится волноваться по поводу вашего здоровья – меня уверяют, что вы заболели в Торжке. Ваше бледное лицо – одно из последних впечатлений, оставшихся у меня в памяти. Я всё время вижу вас, стоящим в дверях. Предполагая увидеть вас на следующий день, я глядела на вас с радостью – но вы, бледный, взволнованный, вероятно, болью, которая, как вы знали, отзовётся во мне в тот же вечер, – должно было отозваться и во мне еще в тот же вечер – уже тогда вы заставили меня трепетать за ваше здоровье. Не знаю, к кому обратиться, чтобы узнать правду – я пишу вам вот уже четвертый раз. Завтра будет две недели с тех пор, как вы уехали – непостижимо, почему вы не написали ни слова. Вам слишком хорошо известна моя беспокойная судорожная нежность. При вашем благородном характере вам не следовало бы оставлять меня без известий о себе. Запретите мне говорить вам о себе, но не лишайте меня счастья быть вашим поверенным. Я буду говорить вам о большом свете, об иностранной литературе – о возможной перемене министерства во Франции, – увы, я у самого источника всех сведений, мне не хватает только счастья.