- Что пообещать, сынок? – чувствуя, как Марк сильнее сдавливает его ладонь в своей руке, спросил Джек, стараясь понять.
- Я не против всех. Я знаю, ты думаешь это. И думаешь, что по-другому никак. Но мы все изменим, пап!
- Я не понимаю о чем ты!
- Мы не погибнем, отец! Мы не погибнем! Понимаешь?
- Понимаю! – наконец-то сказал Джек, что очень хотел услышать Марк.
- Тогда пообещай мне! – сказал Марк, словно теперь его отец был готов дать это обещание.
- Все, что угодно, сынок! – наконец-то, согласился Джек.
Марк демонстративно вынул свою руку из руки отца, и показал как смог, под кровать, на одну из досок на полу, чтобы Джек понял, что там что-то лежит. С удивительной легкостью для себя, он приподнял одну из них и обнаружил, как под ней лежала маленькая записная книжка. Он сразу понял, что к чему. Он узнал ее. Но понаслышке, ибо никогда не видел своими глазами. И он был удивлен, поняв, что все это время записная книжка Мортимера Баумана хранилась у его сына. Вот, почему его сын так переживал о Мортимере и принимал его. Он читал его мысли, и знал его лучше остальных.
Он посмотрел на Марка, держа записную книжку у себя в руках. По взгляду сына он понял, что тот доверил ему чуть ли не сокровенное. Словно возложил на него ответственность за важнейшую миссию. Оба замерли. Марк от надежды. Джек от того, что заметил ее в глазах сына.
- Пообещай мне, отец, что если найдешь его…
- Мортимера?
Марк утверждающе кивнул головой, и сказал:
- Если найдешь его, не убивай его, хотя бы. Даже если его уже нельзя будет спасти. И не предавай его рукам Джулиана. Он не должен увидеть его кровожадных глаз снова…
- Марк… - протянул Джек с той ощутимой болью в голосе, с которой люди признают отчаяние.
- Пообещай мне! – потребовал Марк.
Как же Джеку хотелось понять его. Но он опустил взгляд, посмотрев на руку сына в своей ладони.
- Пап? – спросил Марк, увидев, что отец его задумался над чем-то нехорошим.
- Ты пугаешь меня, Марк!
После того, как он услышал это от своего отца, у него в груди все оборвалось. Ниточка надежды. Он так надеялся, что отец, наконец-то, хотя бы попытается понять его и поддержит. Но его поддержка выражалась лишь в том, чтобы Марк выздоравливал и поправлялся, он переживал о его физическом состоянии, но не о ментальном. Они разные люди…
Очередной раз Марк натолкнулся на страх своего отца признать действительность. Конечно, это не тот страх, из-за которого человека называют трусом. Вовсе нет. Все, как и он, были уверены в том, что Джек Лоуэлл достаточно отважный и смелый человек, что подтверждалось его намерениями на завтрашний день. Но это тот страх, когда, скорее, глава семьи в первую очередь переживает за свою супругу и за своего ребенка, и тщательно взвешивает каждое решение, и действие, а также старается предугадать результат принятых им решений и совершенных действий. Он был в ответе за все, поэтому этот сдерживающий его фактор мог выглядеть как робость, или страх. Марк понимал это. Джек не мог так рисковать ими. Но почему же отец не может понять сына? Признать его точку зрения, пусть и сделать вид, что это не так? Молча. Чтобы сын понял…
Марк знал, что Джек сейчас пойдет за Гертой, а затем начнет собираться в путь. Мама немного поплачет, скажет, что будет его ждать, и как можно скорее. Чтобы он берег себя, а она будет беречь семейный очаг, ухаживая за сыном. Марк это знал…
Его боль в висках усилилась. Он прикрыл глаза, успев понять, что Джек скоро покинул его комнату с записной книжкой Мортимера в руке. Скорее всего, он тут же бросит ее в печь, чтобы не накликать беду на свою семью. Такой заботливый… Марку от его заботы было не менее больно, чем от ранений этого медведя. Возможно, сегодня он приснится ему. Ему приснится, как тот хочет на него напасть, но вдруг, Марк проявляет готовность к этой ситуации, что сбивает с толку медведя, будто понимающего его внутренний мир. Понимающего, что он признает его хозяином этой земли. Что он мысленно покоряется ему. Что он не враг ему. Враги ему другие люди. Те, которые хотят покорить его и его землю. А он всего лишь путник, оказавшийся здесь не по своей воле.
Скорее всего, ему это приснится… Он уже думал об этом, и не мог понять эту грань между мыслями и сном… Сном, в который все больше погружался, ощущая слабеющий запах супа…
Ему хотелось помолиться за отца во сне… Но не помолился… В его сне не было бога…
XIII
- Пока что, это все, что мне удалось здесь написать, - скромно заключил Стефан, опустив листы с напечатанным текстом, кротко посмотрев на Анну.