Как же мучительно было находиться ему здесь сейчас. Он спрашивал себя зачем, и почему, и в чем смысл… К чему ворошить прошлое? К чему взбаламучивать воду? Сидел бы на своем илистом дне – глубокая рыба. Сама же отпустила его, пусть и больно ужалив. Но это лучший вариант. Возможно…
Стефан отвернулся к одному из столов. Как же ему хотелось уйти по-английски в этот момент. Он всегда это любил. Чтобы никто не знал его истинных эмоций. Они не должны видеться. Он полный дурак, что пришел сюда. Зачем сунулся? Все эти сливки общества за версту унюхали, что к ним едет чужой. Теперь он здесь. А раз он здесь, так и отступать не к чему? Так ведь? Теперь Стефан привычно для себя не мог ответить на свои вопросы, чувствуя, как по секундам тает его уверенность, как лед. Ее лед уж точно не тает. Ледяная стена. Что он может предоставить ей? Разве что биться об нее головой, как баран тупоголовый. И точно не смелый…
Она смеялась. Мило общалась. Была обворожительной. В каждом своем вербальном и невербальном знаке она предрасполагает к себе людей. Всех. Но не его. Стефан, поглядев на нее, снова отвернулся, крепче сжав книгу в руках. Посмотрел на томик листов у себя в руке, и подумал о том, что нужно бы ее улыбку сменить на такое же волнение. Пусть хоть какие-то эмоции вызовет в ней – в последний раз. Ему больше не нужно. Так тому и быть. Но Стефан решил, пусть сама его увидит. Он не станет подходить к ней, будто в ней нуждается, будто преследует ее. Пусть она волнуется о том, что он здесь делает. Она подойдет к нему. Нужно лишь выдержать. Рано или поздно заметит. Стефан постарался черпнуть как можно больше терпения, обратив внимание на джаз-банд, играющий незнакомую ему песню. Стефан взял в руку бокал красного вина, особо не присматриваясь, что это было за вино, и постарался получить трехминутное удовлетворение, надпив его. Сладкое. Тягучее. Напоминает то, что делают в Калифорнии. Скорее всего, что местное. Собранное в начале сентября. Плод плотный, но сочный. Сам удивился, насколько научился разбираться в вине. Невольно вспомнились дни и ночи в Италии с Анной. И как только это вспомнилось ему, ее спокойный, размеренный голос ворвался в его сознание из-за спины:
- Мерло из Калифорнии, вполне посредственный выбор, мистер. Впрочем, как и любой другой в этой стране.
Стефан повернулся и тут же увидел подтверждение своему слуху. Это была она. Вся такая яркая, эффектная, и как всегда, уверенная в себе, с этой непробиваемой улыбкой, окрашенной губной помадой в красный цвет. Желая увидеть в ее глазах негодование и растерянность, Стефан с досадой понял, что нет в них ничего такого, скорее он пытался скрыть в себе нечто подобное. И чтобы у него был хотя бы малейший шанс на то, чтобы не выказать своих эмоций, он быстро сообразил, и поддержал манеру общения, ответив ей, словно такой же очень давней, но совершенно не важной в его жизни, знакомой, будто и незнакомой больше вовсе:
- Прошу прощения, мисс. Не сочтите за грубость, но насколько я понимаю, на вашем празднике довольно не велик выбор европейского вина. Именно поэтому, и шампанское, что у вас в руке, также далеко не европейское. Или, это игристое вино?
Анна улыбнулась до боли знакомой Стефану скрытной, холодной улыбкой, будто бы присутствующей, но и отвергающей в данный момент. Аристократичной, как привык называть эту улыбку Стефан. Как он ни пытался, но он так и не научился подобной улыбке, в принципе только у Анны получалась такая улыбка. Только ей была присуща именно такая.
- Совершенно верно, - все также сдержанно и официально продолжила Анна. – Видимо, вы понимаете, что порой так хочется немножечко подпортить себе вкус, а то так надоедают все эти Монтраше Доман де ля Романи Конти 1978 года или же Шеваль Бланк 1947 года. Приедаются, знаете ли. А точнее, припиваются. Не ценятся, если пить их каждый раз. Когда хорошего слишком много, начинаешь потопать в нем.
Стефан кивнул с понимающим взглядом. Анна посмотрела на него слегка вопрошающим, словно ждала ответных слов. Стефан ответил с задержкой:
- Полностью согласен. Я думаю, так дела обстоят не только с вином.
- А с чем еще, например?