Боярин, скиф и проклятая (СИ)

Но что-то подсказывало Кунице, что не в везении было дело. Слишком уж уверенным и твердым был взгляд Аурусы, и слишком уж она ловко управлялась с луком. Куница припустил следом, а за ним устремились и другие волки. Аурусу он быстро нагнал, и, поравнявшись с ней, снова глянул на белое лицо. Охота продолжалась и времени на то, чтобы подумать об увиденном, у Куницы не было. Если бы каждый вожак был занят тем, что думал о женщинах и проблемах с ними, скифов не стало бы уже давным-давно. Хоть и приятно было думать об Аурусе, Куница выбросил ее из головы до привала.

Ночью охотиться было бесполезно, да и традиция сложилась уже: наутро возвращаться с охоты, а не среди глухой ночи. Свои изменения вносило присутствие Аурусы. При ней все вольные разговоры увядали, стоило только их начать: все же она была вчерашней чужачкой, так еще и девицей. Но оказалось, что слушать их разговоры Ауруса не слишком-то хотела. Едва они затеяли вторую попытку начать говорить, как раньше, до нее, девушка поднялась и, буркнув на вопросительные взгляды, что хочет умыться, направилась к журчащему неподалеку ручейку. И только ее и видели: растворилась в темноте так быстро, что Куница и сказать ничего не успел.

Он слушал вполуха: в голове снова закрутились странные картинки. Свет от костра мелькнул, и Куница оказался на том же месте, но перед ним сидела Ауруса и свежевала зайца. В один момент нож соскользнул по ее белому пальчику, и на нем заалела капля крови. Во рту появился металлический, солоноватый вкус. А затем все оборвалось. Он вновь сидел у костра с другими волками. Аурусы не было.

— Что-то долго ее нет, — проговорил Лис.

Куница, ни слова не говоря, поднялся и пошел в ту сторону, в которую ушла Ауруса. Волки притихли, а затем возобновили свои разговоры. Он шел вперед, даже не шел, а крался. Что-то подсказывало ему, что стоит вести себя тише. Не то, чтобы Кунице хотелось застать Аурусу врасплох за тем, чем она занималась. Просто что-то ему подсказало, что слабый свет, виднеющийся вдалеке, между стволами деревьев, не к добру. И то, что Ауруса там — тоже не к добру.

Притаившись за толстым стволом дуба, Куница услышал голос. И это была не Ауруса. В бледном свете возвышалась фигура женщины, одетой совсем не для прогулки по лесу: на ней было тонкое платье, не под такой холод, и много тяжелых украшений, сверкающих самоцветами. Женщина стояла, и из ее руки бил свет, в то время как Ауруса сидела на поваленном стволе дерева.

— Ты не стала соглашаться? — спросила женщина с недоумением. — Почему? Он же… сам к тебе пришел, Куница твой.

— Не любит он меня, — хмуро проговорила Ауруса. — Нет того, что было между нами раньше. Да и не по-людски это.

— Не по-людски?! Ты без него волком воешь, а говоришь, что не по-людски это? Ты ведь хочешь…

— Не в желаниях дело, — она поднялась с бревна. — Я ему не мила, как раньше. Не хочу себя ему на шею повесить. Может, никогда мила не была.

— И ради этого ты…

Все перед глазами у Куницы померкло, и он увидел яблоко, поднесенное к его губам. Руки стало давить, как будто веревками стянуты, плечо — болеть и ныть. На нем Куница еще раньше обнаружил синяк от хорошего укуса, крепкого такого, что на следах зубов кровь запеклась.

— Куница? — донеслось словно сквозь плотное одеяло. — Куница, ты чего?

И все вновь переменилось.

— С кем ты говорила? — спросил скиф, увидев перед собой бледное в свете луны лицо Аурусы. — Где… вторая?

— Вторая? — она занервничала. — Нет тут никого. Сам видишь. Я с собой говорила.

— Я собственными глазами видел. Свет и женщину, — Куница прошел мимо нее и осмотрелся, принюхиваясь. — И голос ее слышал.

— Да, не слышал ты никакой голос, — ласково засмеялась Ауруса. — Я охрипла немного, холодного воздуха надышалась, вот и показалось тебе, что чужой голос слышишь. Куница, ну ты чего? Откуда тут женщине взяться? Лес, ночь глухая. Успокойся.

— Что-то с тобой нечисто, — проговорил он, повернувшись к девушке, на которую мягко ложился лунный свет, выбеливая и без того белое лицо и волосы. — Что ты такое?

— Всего лишь человек, — она улыбнулась, разведя в стороны руками.

— Ага, а почему на брата своего не похожа никак? — Куница нахмурился.

— Потому что я бороду сбриваю каждое утро, — фыркнула Ауруса.

— Ты поняла, о чем я, не притворяйся глупой, — он нахмурился еще больше, заглядывая в ее глаза. — Белая вся, у Ареса душу мою выпросила, с кем-то в лесу говоришь. Кто ты такая? Ведьма какая-то, что ли?

— Да, нет, просто так все сложилось, — она пожала плечами, и направилась было к костру, к остальным, но Куница крепко вцепился ей в плечо, не давая уйти. — Ну, что? Что ты хочешь услышать? Что я ведьма и мертвых оживляю? Сам твой Арес тебя воскресил.

— Мой Арес? А ты что, значит, в Ареса не веришь? — прищурился Куница.

— Есть у меня уже бог, — Ауруса отвернулась, нахмурившись. — Твоего не трогаю, и ты к моему не цепляйся.

— Я вообще-то вожак, — протянул он, прищурившись. — Ты в стае, но жить по законам стаи не хочешь.