Боярин, скиф и проклятая (СИ)

— Куница, — засмеялась она, покачав головой, — конечно же, ты вожак. Но есть в мире вещи, которые не подчиняются законам стаи, и никогда не подчинятся. Ты не сможешь их контролировать.

— А ты, значит, сможешь? — Куница ощутил опасность, исходящую от ее слов, хотя говорила Ауруса по-доброму, глядя на его лицо с такой невероятной нежностью, словно разговаривала с возлюбленным.

— И я не смогу, — она убрала за ухо белоснежную прядь. — Так что, вернемся к остальным, или ты хочешь еще в чем-то меня обвинить?

Слова Куницы, да и начавший расти гнев, застряли в горле, не найдя выхода. Он просто уставился на белоснежное лицо, на волосы, которые трепал легкий ночной ветерок, и на то, как легко и спокойно улыбалась Ауруса. Она совсем не боялась ни его, ни других волков, ничего вообще. Как будто не было ничего, что могло бы ее испугать. Куница нахмурился, вспоминая слова, подслушанные еще недавно, и проговорил, осторожно:

— Ты была моя раньше, — взгляд упал на куртку, в которую она куталась все время, словно пытаясь спрятаться от всего вокруг. — Почему не хочешь быть теперь? Если ты моя была, значит, что…

— Ничего не значит, — перебила его Ауруса, мрачнея. — Ты забыл обо всем, так что…

— Не перебивай меня! — гавкнул Куница. — Если была моей, значит, моей остаешься. Смерть этого не меняет. И если у нас волчонок будет, то…

— Что?! — она вытаращила на него бледные глаза.

— Помолчи, — он закрыл ей рот рукой. — Вот, просто помолчи. Сначала я скажу, что нужно, а потом ты говорить будешь, — Куница посмотрел в глаза Аурусы, ощутив какое-то странное чувство, словно давно позабытое. — Не мне тебе объяснять, что бывает, когда мужчина и женщина сходятся вместе. И не мне тебе говорить, что от этого бывают дети. Ты была моя, значит, остаешься моя. И если у нас будет дитя, значит, оно будет нашим. Не крути носом, вернись в мой шатер и живи в стае, с волком, как подобает, иначе я к Лютобору пойду, и во всем признаюсь.

Он отпустил Аурусу, отведя ладонь от ее лица, и ожидая ответа. Она молчала. Куница сверлил ее внимательным, пронзительным взглядом, и вслушивался в тишину, что внезапно их окружила. Ауруса выглядела скорбной, рассеянной, ошарашенной. Девушка приоткрыла губы, мягкие и горячие, и проговорила, еле слышно:

— Тебя убили, прежде чем у нас что-то… было. Так что если только это тебя беспокоит — не беспокойся.

— Меня не только это беспокоит, — Куница смягчился. — Меня ты беспокоишь.

— Не беспокойся, — фыркнула Ауруса. — Будешь много беспокоиться — спать плохо станешь.

Слова ее выбили из Куницы все остальное, и он хохотнул. Скорее от непонимания того, как может девица вроде нее, со странностями и непонятками, прекрасно жить, уживаться, да еще и смеяться в перерывах. Ауруса была странной, она беспокоила его, заставляла думать о себе, даже когда рядом ее не было. Куница кивнул на виднеющийся вдалеке огонь костра, и буркнул, что пора им уже возвращаться назад.

========== Глава 13. Дикое ==========

Раннее утро, когда надо было, по-хорошему, просыпаться всем и ехать обратно на стоянку, не спала только Ярогнева. Она наблюдала за спящим неподалеку Куницей, и куталась в куртку, защищаясь от утреннего пронизывающего холодка. Его красивое лицо было таким безмятежным и спокойным, что будить и вовсе не хотелось. Куница улыбнулся во сне и пробормотал:

— Яра моя, Ярушка.

Лицо Ярогневы вспыхнуло от смущения, и она отвернулась, улыбаясь. Все же помнил, пусть и во сне. В груди существенно потеплело, девушка тихо засмеялась, прикрыв улыбку рукавом. Куница продолжал бормотать всякие нежности, а затем его лицо переменилось: улыбка завяла, брови нахмурились, и затем мужчина вскрикнул «Яра!», проснувшись.

— Все хорошо, — бросила Ярогнева, протягивая ему флягу с водой.

— Ты не спала? — спросил Куница, приняв флягу и сев рядом с ней.

— Недавно проснулась, — девушка отвернулась.

— Ты обещала рассказать, что я забыл, — проговорил скиф. — Начинай сначала.

Ярогнева нахмурилась, глянув на спящих волков. Кто-то из них храпел, кто-то — громко сопел. Вряд ли бы их услышали.

— Ты пришел меня убивать, — начала она, вспоминая первую встречу лицом к лицу. — И почему-то не захотел этого делать. Я попыталась тебя поколотить, покусала, а потом ты врезал мне в живот и оставил в коридоре.

— Это ты сделала? — Куница распахнул куртку и показал укушенное ею плечо с огромным фиолетовым синяком.

— Да, и за палец тоже я укусила, прости, — Ярогнева фыркнула со смеху. — Заметь: ты вломился ко мне в покои, навис надо мной с ножом, и был похож на насильника.

Куница засмеялся, отвернувшись, и стал завязывать шнуровку на куртке, проговорив:

— Так значит, ты воин, себя в обиду не дашь.

— Уж больно умирать не хочется, — протянула она, отвернувшись. — Я открыла тебе часть прошлого, начнешь учить вашему языку?