Куницу дважды просить не надо было: он скользнул руками по ее талии и крепко прижал девушку к себе. Запах ее волос пьянил, и мужчина чувствовал, что от этого запаха стало жарко. В груди томилось нечто тяжелое и тягучее, и тяжестью же отозвался низ живота. Конь затрусил в сторону ворот, ведущих из селения. Ауруса послушно откинулась спиной на грудь Куницы, когда поселение осталось позади. Мужчина продолжал чувствовать, как тянет в груди, как там же, в груди, запылало.
Он осторожно провел носом по ее уху и, глухо рыкнув, куснул его мочку, заставив Аурусу сдавленно выдохнуть, на грани стона.
— Куница, если мы уехали не по делу, я поверну, и вернемся, — проговорила она, тяжело дыша.
— Мы уехали по делу, — ответил Куница, прижимая ее к себе. — Но пока едем, не могу сдержаться. От тебя дух захватывает, ни о чем думать не могу.
— Поняла, — хмыкнула Ауруса.
— Ничего ты не поняла, — мужчина укусил ее за загривок, и до его слуха донесся тихий стон. — Не знаю, как раньше была мне мила, но теперь мила еще больше. В пса меня послушного превращаешь, а я и рад, дурень.
— Ты как был волком, так волком и останешься, — проговорила девушка, положив голову ему на плечо, — не поддаетесь вы. Нельзя вас приручить, это любой знает, кого ни спроси.
Куница ладен был стащить ее с седла и захватить в свои объятия, раздевая, прямо посреди пустоши, да только действительно надо было ему найти новое место для стоянки. Так что довелось пыл поумерить, хоть и не хотелось, хоть и близость Аурусы будила что-то неладное.
«Красивая у тебя маска, скоморох», — проговорил ее голос из глубин памяти, оттуда, где забытое томилось.
— Это место подходит, — он похлопал ее по плечу, попросив остановиться.
Вокруг них было нечто удивительное. Вдалеке море шумело, среди скал спрятаться можно было от тех, кто ищет, да от зимнего холодного ветра. Куница осмотрелся, и повернулся к Аурусе, что спрыгнула наземь.
— Как тебе место? — спросил скиф.
— Тут очень красиво, — проговорила девушка, оглядываясь по сторонам. — Но почему вы постоянно переезжаете? Разве не лучше было осесть? Дома построить?
— Не по нашу душу это, — Куница притянул ее к себе, улыбаясь. — Таковы наши традиции, испокон веков. Так отец мой жил, дед, и предки, так и мне жить. Нам.
— Нам? — фыркнула Ауруса.
— Ты — часть стаи, — волк наклонился к ней за поцелуем, и прошептал: — Часть меня, коль не прогонишь.
— Часть тебя?
Куница усмехнулся, целуя ее в уголок губ, а затем — накрывая их своими, крепко прижимая девушку к себе. Она послушно прильнула, отвечая на поцелуй, и ласково повела горячими ладонями по его шее. Ауруса неожиданно переменилась, став нежной, словно оттаяла в его руках. Куница с улыбкой поднял ее на руки, и усадил на камень, прошептав:
— Может, волчица без волка и сумеет жить. Но я хочу, чтобы ты жила со мной.
========== Глава 15. С кем ты говорил? ==========
Праздник был в самом разгаре: волки и волчицы, разойдясь по разным сторонам, говорили о том, как прошел прошлый год. Куница, на правах вождя, отмечал волков, которые вошли в совершеннолетие, тех, кто обзавелся собственными волчатами, тех, кто особенно отличился на охотах. По кругу передавали кубок с горячим и пряным вином, и те, кто проявил себя, отпивали из него, когда доходила очередь.
— И сегодня я хочу отметить нового члена стаи, — проговорил Куница, обернувшись к кругу женщин, где говорили совсем другие разговоры. — Ауруса!
— Да? — девушка обернулась, оторвавшись от увлеченного разговора с Киркой.
— Поднимись, хочу представить тебя стае, — вожак вышел из своего круга и, когда девушка вышла к нему, продолжил: — Ауруса пришла в стаю недавно, но всех нас удивила. Она, рука об руку, охотилась с нами, отражала удары врагов, и показала, что достойна пить с нами сегодня.
— Да, мне просто повезло, — буркнула Ауруса, неохотно приняв кубок с вином, поднесенный Лисом. — Рядом вы были, в основном вы сражались. Из лука пострелять — дело нехитрое.
— Пей, — проговорил Куница, — не прибедняйся.
Стая одобрительно загудела, и Ауруса поднесла кубок к губам. Куница смотрел на нее с улыбкой, и хотел вернуться в их дневную поездку, когда они выбирали место для следующей стоянки. Тогда она была только рядом с ним, и была совсем другой, нежели сейчас: нежной и ласковой, отзывающейся на каждое его прикосновение, но вместе с тем — таящей внутри себя что-то дикое и потрясающее в своей неконтролируемости. Ауруса отпила и поморщила белый носик, зажмурившись, и глянула на стаю, проговорив:
— Можно я скажу что-то?
— Конечно, — Куница глянул на ее белое лицо.