Бойся сбычи мечт

— Нас тоже осталось мало. Слишком много погибло нашего народа в тех битвах, о которых рассказывали деды, а дети перестали родиться и выживать. В скалистых горах ещё можно набрать воинов, но они уже перестали быть нашими братьями.

— А скажи, шаман, кто-нибудь ходил по нашей реке до большой воды?

Шаман «вскинул» на меня глаза.

— Откуда ты знаешь про Большую Воду? — Спросил он. — Никто не говорит про Большую Воду. Это табу.

— Я там был и видел.

— Расскажи, — попросил шаман.

Я посмотрел на жену.

— Уйди, — приказал я.

Жена фыркнула, мотнула головой и, скривившись, вышла из жилища.

— Я хочу её выгнать. Она мне надоела. И детей она больше не рожает. Придумай что-нибудь.

— Это легко сделать, — сказал шаман. — Рассказывай.

Я рассказал всё. Не всё, а — Всё. От начала и до конца.

Рассказывая, я разглядывал его. Шаман слушал внимательно и спокойно. Он сидел, чуть сомкнув веки и положив ладони на скрещенные колени. В отсветах огня небольшой масляной лампы, висевшей над нашими головами, его морщины двигались, и лицо казалось ожившей маской идола.

Орлиные перья индейцы не носили. Лишь изредка, в торжественных случаях, например при встречах «на высшем уровне», т. е., между племенами, вожди надевали свои регалии. У шамана же в волосах имелись вплетённые в косицы косточки и пёрышки разных мелких птиц: голубей, ворон, синиц и т. п.

— Такое нельзя придумать, — сказал шаман, обдумав мной сказанное и не раскрывая глаз. — Нашим людям повезло, что ты пришёл к нам. Духи предков призвали потомка. Такого ещё не происходило в нашем роду. Было когда-то давно, рассказывали старики, когда в ребёнка вселился его предок. Со всеми своими знаниями. Тогда у наших людей появились печи для плавки красного камня, и мы стали делать из него острия для копей и стрел. Раньше мы получали их у людей, живущих далеко на Холоде. Они приносили нам пушнину и медь, а мы им давали мясо бизонов и бобы.

— Я принес вам секрет изготовления из красного камня жёлтого. Не такого, — я показал на золотой кулон Урфа, висевший на шее шамана, — а такого.

Я показал ножницы, взял в левую руку небольшую толстую кожицу и легко надрезал её вдоль.

— Это хорошо, что ты выгнал из жилища жену, и она не слышала твоего рассказа. Береги себя. И я буду просить духов за тебя. А пушнины мне твоей не надо. Мне ничего не надо. У меня всё есть.

Шаман встал и вышел, скользнув между двух шкур, висевших в дверном проёме внахлёст. Сразу за ним вошла жена. Её сжатые губы и сведённые брови, и так достаточно сросшиеся на переносице, обозначали гнев.

— Ты что удумал?! Меня выгнать? Я всё слышала.

— Что ты слышала? — Спросил я.

— Что ты хочешь меня выгнать! Я потратила на тебя свои лучшие годы. Я рожала тебе детей.

«У-у-у-у… Что-то мне это напоминает», — подумал я.

— Ложись спать! — Сказал я. — А если будешь орать, уйдёшь прямо сейчас.

Я самолично собрал шкурки в сумку Урфа, крепко стянул её ремнями и поставил рядом своей постелью. С момента ранения я спал отдельно.

Я проснулся от дуновения свежего ветра. В жилище было темно, но сквозь восточное окно, прикрытое наружным клапаном, пробивался слабый луч света. Я приподнял рукой клапан, и в вигваме стало светлее.

Жены на кровати не было. Сумка Урфа стояла на половину пустая. Я понял, это, хлопнув по ней ладонью. Потянув на себя сумку, я увидел в ней отверстие, сделанное острым предметом, вероятно ножом.

— Хорошо, не по горлу, — сказал я, судорожно сглотнув. — Баба с возу — вознице раздолье…

Сон прошёл. Лежанка уже не казалась мягкой и удобной. Я встал, накинул было перевязь из шкурок, но передумал и, не надевая её, вышел. Ходить голым не возбранялось и не считалось зазорным. Как и справление нужды на глазах соплеменников. Я присел возле ямы с деревянным ведром и задумался.

* * *

Я зря опасался своей отставки. Ни Лис, ни кто-либо ещё, не осмелились поставить под сомнение мое соответствие занимаемому положению. Я хорошо показал себя и как охотник, и как организатор.

В племени осталось пятьдесят два взрослых воина-охотника возрастом от шестнадцати до сорока лет. Не достигших возраста посвящения в носители оружия возрастом от двенадцати до пятнадцати лет — восемнадцать человек.

Вот этим восемнадцати я и посвятил всё своё внимание. Они не имели права самостоятельно охотиться и включались по два три человека в охотничьи команды, чаще с отцами. Остальные оставались в лагере и помогали по хозяйству.

На охоту ежедневно в разные стороны уходили все воины, кто не занимался починкой оружия или снаряжения, разделяясь на группы по пять-шесть человек.

Я решил «сбить» свою охотничью команду.

Глава десятая

— Как у тебя получается? — Спросил Белый Медведь с раздражением в голосе. Он в очередной раз не дострелил до цели.

Вернув мне мой большой лук и взяв свой, он пустил стрелу навесом и в мишень попал.

Я наложил тетиву на перстень, натянул и сразу отвёл большой палец в сторону. Стрела, со свистом пролетев сто пятьдесят шагов, вошла в соломенное чучело, пробив насквозь.

— Ну как?! — Развёл руками Медведь.

Я сам не понимал, как во мне восстанавливается кондиция Урфа.