Бойцов не оплакивают. Повесть об Антонио Грамши

В Самаре Шухтам жилось нелегко. Мать Аполлона Александровича звала сына с семьей в Царское Село, где у нее был собственный дом. Для переезда требовалось разрешение властей —в Самаре Аполлон Александрович продолжал оставаться под надзором полиции. И вот Юлия Григорьевна решила отправиться в Петербург хлопотать за мужа. Как быть с детьми? Самое разумное взять с собой, в Царском Селе оставить на попечении бабушки и приняться за хлопоты. Страшила только дорога.

Как-то Юлия Григорьевна зашла к Ульяновым. Поделилась своими опасениями.

— Да, трудновато вам будет с тремя крошками,— вздохнула Мария Александровна.

В комнату вошел Владимир Ильич, поздоровался, попросил чаю.

— Ты слышал, Володя, Юлия Григорьевна собирается в Петербург,— сказала Мария Александровна, наливая чай.

— Слышал, мамочка. Когда, позвольте спросить? — обратился он к Юлии Григорьевне.

— Недели через две.

Владимир Ильич покачал головой.

— Поздновато. Хотел предложить вам свое общество. Я ведь тоже в Петербург собираюсь. Сдавать экзамены при университете. Полагал выехать на днях, но мог бы задержаться максимум на неделю. Сумеете собраться, охотно буду вашим спутником.

— Нет, нет, зачем портить поездку вашему сыну,— говорила смущенная Юлия Григорьевна, обращаясь одновременно к Марии Александровне и к Владимиру Ильичу.

— Зря вы апеллируете к маме,— усмехнулся Владимир Ильич.— Навязываюсь вам в спутники, как говаривали древние, motu proprio — по собственному побуждению.

Прощаясь, Юлия Григорьевна сказала:

— Возможно, Мария Александровна, вы пожелаете посетить столицу. Ведь там у вас дети: Оленька и вот Володя. Помните, что наш дом всегда рад вам.

Через неделю, провожаемые родными и друзьями, Владимир Ильич и Юлия Григорьевна с тремя детьми тронулись в Петербург.

Доехали благополучно, но позднее, рассказывая о поездке уже выросшим дочерям, Юлия Григорьевна неизменно повторяла: «Вы были несносны, девочки, просто несносны. Бедный Володя Ульянов».

Когда Юлия Григорьевна с таким радушием приглашала Марию Александровну в столицу, ни она, ни Ульяновы не могли и думать, что через самое короткое время по тревожной телеграмме сына Мария Александровна помчится в Петербург к смертельно больной Олюшке. Как могла, больше сердцем, чем словами, поддерживала Юлия Григорьевна потрясенную новой утратой мать.

Похоронив Ольгу, Владимир Ильич с матерью возвращаются домой. Аполлон Александрович еще в Самаре, но хлопоты жены достигают цели: ему разрешается поселиться «по месту рождения», то есть в Царском Селе. Надзор полиции, однако, не снят, наоборот, стал строже, докучнее. В Царском Селе жилось тревожно. Аполлон Александрович решает с семьей эмигрировать за границу.

Начались хлопоты, потребовались документы о крещении детей. Пришлось срочно крестить Асю, родившуюся в мае 1893 года, крестным отцом стал приехавший в Петербург Владимир Ильич, человек наиболее близкий Шухтам в это трудное для них время.

Покинув Россию, Шухты обосновались в Швейцарии. В мае 1895 года они вновь встретились с Владимиром Ильичем, на этот раз в Женеве. «Видел крестницу и ее фамилию»,— сообщает матери Владимир Ильич. «Фамилия» старалась сделать все возможное, чтобы в чужом городе деревянный дом по улице Маланью хоть на короткое время стал для Владимира Ильича родным домом.

Девочки выросли, получили высшее музыкальное образование, стали самостоятельными. Они вернулись на родину. После февраля 1917 года вернулся и Аполлон Александрович с женой.

Революция открыла новую страницу в истории семьи. В 1917 году Юлия Шухт вступила в партию большевиков.

Дня за два до нового, 1918 года Юлию попросили зайти в Московский комитет партии.

— Сколько же вам годков? — удивленно спросил пожилой человек в наброшенной на плечи солдатской шинели, к которому ее направили.

— Двадцать два.

— Хм, а не меньше? — проговорил товарищ, подозрительно разглядывая стоящую перед ним тоненькую черноволосую девушку. Юлия смутилась: ее словно уличали во лжи. Запылали уши, краска захватила щеки, подбородок. Вслед за смущением пришла злость. Глубоко посаженные глаза сверкнули:

— Могу уйти.

— Ну, ну,— успокоительно сказал товарищ в шинели.— Обижаться тут нечего. Мы, понимаешь, подбираем участников новогоднего массового концерта. Массового,— со вкусом повторил он. И тут Юлия увидела, что ее собеседник вовсе не пожилой, что он не старше ее.

— Значит, на скрипке играешь? Училась в Италии? Скрипка есть? — выпалил он сразу очередь вопросов.

Юлия утвердительно кивнула головой.

— Что будешь играть?.. «Легенду» композитора Венявского? Поляк, что ли?.. Живой? Давно умер. Ладно. Запишем. Так вот, Юлия, мы на тебя надеемся. Не испугаешься? Тысяч восемь народу будет, а то и десять.

Удивилась:

— Где же в Москве такой зал?

— Бывшее Алексеевское военное училище. В Лефортове, знаешь? В манеже эстраду организовали, оформили. С мебельной фабрики красную материю обещали. Насчет этого не беспокойся. Значит, к семи вечера, смотри, не опаздывай.

Трамваем добралась до Лефортова. Уже издали увидала ярко освещенные окна. Предъявила пропуск и вошла в манеж.