Бойцов не оплакивают. Повесть об Антонио Грамши

Не выпуская из рук винтовки, он лег на противоположную полку, вытянул длинные ноги в обмотках, закрыл глаза и даже захрапел для пущей выразительности. Выпрямился и, довольный собой, спросил:

— Ясно?

Грамши улыбнулся и отрицательно покачал головой,

— Упрямый,— вздохнул боец.— Погожу уходить. Посадка у нас знаменитая. Сомнут тебя, товарищ, по причине несознательности масс и твоего малого росточка, А мне перед мировым пролетариатом ответ держать.

Посадка действительно была «знаменитая». Попрощавшись с Грамши, с пассажирами, которым он наказал оберегать «представителя мирового пролетариата», боец спрыгнул, когда поезд уже тронулся.

Возникшая атмосфера интереса и благожелательности располагала к свободным дорожным разговорам, которые так любил и ценил Грамши в частых поездках по Италии. Но увы, язык!.. Знакомых слов было до обидного мало: они возникали и исчезали, никак не удавалось за них ухватиться.

Вагон постепенно затихал. Грамши принялся за захваченную с собой сегодняшнюю почту.

Сложенное треугольником письмо от Нримо Джибелли. Окончил школу. Летает. Счастлив. Военный летчик — лучшая профессия в мире! Он еще посчитается с фашистами за все!

На обороте приписка: привет Эрнани Чиваллери, Джино Де-Марки и всем туринцам. Передам, дорогой Джибелли, обязательно передам...

Два других письма из Италии тревожно сообщали, что фашизм активизируется, лозунгом «общих национальных интересов» пытается объединить вокруг себя различные силы, в том числе церковь и монархию.

Огарок, светившийся в закопченном фонаре неверным колеблющимся светом, мигнул и погас. Темнота надвинулась плотной массой, казалось, ее можно пощупать. Темнота не мешала думать.

Хватит ли у фашизма сил, чтобы осуществить свои замыслы? И сумеет ли противостоять фашизму рабочий класс Италии? Буквально на днях произошел раскол в Итальянской социалистической партии. Очевидно, ИСП пришлет делегацию на IV конгресс Коминтерна. Предстоят нелегкие переговоры. Какую позицию займет Амадео Бордига? Недавно один из деятелей международного коммунистического движения спросил Грамши, не думает ли он, что назрела пора стать во главе партии. Так же прямо Грамши ответил, что не считает себя подходящей кандидатурой. Чтобы заменить Бордигу, в итальянских условиях нужен не один, а несколько человек: по работоспособности Бордига стоит троих. И добавил, что сделает все от него зависящее для исправления нынешней линии партии. Товарищ был явно недоволен ответом. Как, впрочем, не был доволен и сам Грамши.

К Амадео Бордиге он испытывал уважение и личную симпатию. Несомненно, Амадео был мужественным и энергичным человеком, прекрасным оратором, может быть несколько многословным, и, конечно, хорошим товарищем. Но так же несомненно то, что именно Бордиге партия обязана официальной точкой зрения: установление фашистской или военной диктатуры в Италии невозможно. Сегодня даже заголовки газет кричат «возможно!». Это не случайный политический просчет. В делах Бордиги не всегда присутствует диалектика. Логике, часто применяемой формально, он пытается подчинить явления жизни. Но жизнь не подчиняется, и тогда на глаза Амадео как бы опускаются шоры: он видит только то, что хочет видеть... Грамши понимал, что в его отношениях с Бордигой самое сложное еще впереди, и думал об этом не без грусти.

Всю ночь в темном вагоне, прислушиваясь к неровному перестуку колес, Грамши не спал.

4

По новому расписанию поезд должен был прибыть к месту назначения в 7.40 утра. Пассажиры гадали: на сколько опоздает? К общему удивлению, поезд не только не опоздал, а даже пришел в Иваново-Вознесенск на час раньше срока.

Было еще совсем темно. Один из попутчиков Грамши, которому он еще в вагоне показал бумажку с адресом, вывел его на привокзальную площадь, махнул рукой в темноту. Грамши пошел в указанном направлении.

Он любил улицы городов ночью. Сколько воспоминаний было связано с прогулками по Турину после окончания работы в редакции. Обычно это бывало в два часа ночи, после того, как из типографии приносили пахнущие краской первые отпечатанные номера «Ордине нуово». Прогулки-беседы с друзьями продолжались до четырех-пяти утра, когда открывались двери первых молочных, где можно было выпить чашку кофе... Неплохо было бы и сейчас выпить кофе. Может быть, здесь есть какая-нибудь ранняя траттория, или — как это по-русски — чайная? Посидеть там час-полтора, чтобы не являться в незнакомый дом на рассвете, да еще в воскресный день... Вот какая-то вывеска... Нет, нарисован сапог, явно не то, что ему нужно.

Он, не торопясь, шел по улице, подумывал, не вернуться ли на вокзал, где можно дождаться начала дня. Вдруг издалека донесся все нарастающий шум. Через минуту мимо Грамши со звоном, грохоча и подпрыгивая на выбоинах булыжной мостовой, промчалась пожарная линейка, сплошь облепленная пожарными в касках. За первой линейкой промчалась вторая, проскакали парные упряжки с большими деревянными бочками.

Пожарный обоз скрылся за поворотом. Грамши прибавил шагу.