Бойцовский клуб

Улыбка змеи,
Тигра приветливый взгляд:
Ложь — источник зла.

Марла говорит:

— Что это ты такое варишь?

Я — Точка Кипения Джо.

Вали отсюда, просто вали и не задавай вопросов. Что тебе, мало того времени, которое ты у меня уже отняла?

Марла хватает меня за рукав и задерживается на секунду, чтобы поцеловать меня в щёку.

— Позвони мне, — просит она. — Пожалуйста, позвони, нам надо с тобой поговорить.

Я повторяю: да, да, да, да, да.

Как только Марла выходит из дома, Тайлер возвращается.

Словно по волшебству. Мои родители в совершенстве владели этим волшебством. Они упражнялись в нём пять долгих лет.

Я вытапливаю жир, а Тайлер тем временем освобождает место в холодильнике. Клубы пара заполняют всё вокруг, и вода капает с потолка кухни. На задней стенке холодильника горит сорокаваттная лампочка. Свет её с трудом пробивается через ряды пустых бутылок из-под кетчупа и банок с маринадом. Но и этого мне хватает, чтобы отчётливо рассмотреть профиль Тайлера.

Вытапливай и снимай слой. Вытапливай и снимай слой. Сливай жир в пустые картонки из-под молока со срезанным верхом.

Пододвинув стул к открытому холодильнику, Тайлер следит за тем, как застывает жир.

Я становлюсь на колени перед Тайлером рядом с холодильником, и Тайлер показывает мне линии у меня на ладонях. Линия жизни. Линия любви. Бугры Венеры, бугры Марса. Вокруг нас — холодный туман, наши лица освещены тусклым светом.

— Окажи мне ещё одну услугу, — просит Тайлер.

Ты имеешь в виду Марлу, не так ли?

— Не смей мне даже говорить о ней. И не смей говорить с ней обо мне у меня за спиной. Обещаешь? — настаивает Тайлер.

Обещаю.

— Если ты упомянешь меня при ней, то больше никогда меня не увидишь.

Обещаю.

Обещаешь?

Обещаю.

Тайлер говорит:

— Запомни, ты пообещал мне это трижды.

Слой какой-то густой и прозрачной жидкости собирается на поверхности жира в холодильнике.

Жир, говорю я, разделяется.

— Всё правильно, — замечает Тайлер. — Это глицерин. При производстве мыла его смешивают с твёрдым жиром. А мы его снимем.

Тайлер облизывает губы и кладёт мою руку ладонью вниз к себе на колено, покрытое полой его халата из рифлёной резины.

— Если смешать глицерин с азотной кислотой, получится нитроглицерин, — говорит Тайлер.

Я делаю глубокий вздох и повторяю слово «нитроглицерин».

Тайлер ещё раз облизывает губы и влажным ртом прикладывается к тыльной стороне моей ладони.

— Если смешать нитроглицерин с натриевой селитрой и опилками, то получится динамит, — говорит Тайлер.

След его поцелуя влажно блестит на моей белой руке.

Динамит, повторяю я, и присаживаюсь на корточки.

Тайлер откручивает крышку на канистре со щёлочью.

— Им можно взрывать мосты, — добавляет Тайлер.

— Если смешать нитроглицерин с парафином и дополнительным количеством азотной кислоты, то получится пластит, — говорит Тайлер. — Им можно взорвать даже небоскрёб.

Тайлер наклоняет канистру со щёлочью над влажным следом поцелуя на моей руке.

— Это химический ожог, — объясняет Тайлер. — Это больнее, чем всё, что ты знал до сих пор. Больнее, чем тысяча сигарет одновременно.

Поцелуй блестит на моей руке.

— Шрам останется навсегда, — предупреждает Тайлер.

— Если у тебя будет достаточно мыла, ты сможешь взорвать весь земной шар, — говорит Тайлер. — А теперь помни, что ты мне обещал.

И Тайлер высыпает щёлочь из канистры.

9

Слюна Тайлера была нужна по двум причинам. Во-первых, к влаге прилипали чешуйки щёлочи, которые вызывали ожог. Во-вторых, ожог может произойти только тогда, когда мы имеем дело с раствором щёлочи в воде. Или слюне.

— Это химический ожог, — говорит Тайлер. — Это больнее, чем всё, что ты знал до сих пор.

Недаром щёлочь используют для прочистки засорившейся канализации.

Закрой глаза.

Паста из щёлочи и воды прожигает насквозь алюминиевую сковородку.

Водная щёлочь без остатка растворяет деревянную ложку.

При смешивании с водой щёлочь разогревается до двухсот градусов и именно при этой температуре начинает прожигать мои ткани. Тайлер прижимает мои пальцы к колену, не давая мне отдёрнуть руку, а второй ладонью упирается в ширинку моих перепачканных краской брюк, и говорит, что я должен запомнить этот момент навсегда, потому что это самый главный момент в моей жизни.

— Потому что всё, что произошло до этого, стало историей, — говорит Тайлер, — а всё, что произойдёт после этого — историей станет.

Это — величайший момент нашей жизни.

Очертания щелочного ожога на моей руке в точности повторяют очертания губ Тайлера. Ощущение такое, словно на руке развели костёр, или приложили раскалённое клеймо, которым клеймят животных, или положили на неё аварийный ядерный реактор. Но это не рука — это нечто, размытая картинка, висящая в конце долгого-долгого пути. Я пытаюсь о ней так думать.

Представьте, что костёр горит где-то за линией горизонта. Как закат солнца.

— Не пытайся отвлечься от боли, — говорит Тайлер.

Очень напоминает направленную медитацию под руководством Клои в группе поддержки.

Даже мысленно не произноси слово боль.

Медитация помогает при раке, почему бы ей и здесь не помочь?

— Посмотри на руку, — говорит Тайлер.