Бойцовский клуб

Мы опоздали. Механик сворачивает в сторону, и водитель грузовика — тоже, но задние стабилизаторы «корниша» цепляются за бампер грузовика.

Разумеется, сразу я не понимаю, что произошло. Я вижу огни грузовика, уносящиеся вдаль, меня швыряет на дверь, а затем на торт и на механика за рулём.

Механик вцепляется в рулевое колесо, пытаясь совладать с ним, а свечи на торте гаснут. На какое-то мгновение в обитом тёплой чёрной кожей салоне становится абсолютно темно, и мы все кричим на одной ноте, одним и тем же низким криком, в унисон со звуковым сигналом грузовика. Нам некуда бежать, мы не можем ничего сделать, у нас нет выбора, мы — мертвы.

Я хочу умереть прямо сейчас. Кто я в сравнении с Тайлером?

Я беспомощен.

Я глуп. Я только всё время чего-то хочу, всё время за что-то цепляюсь.

За мою жалкую жизнь. За мою дерьмовую работу. За шведскую мебель. Я никогда и никому об этом не говорил, но до того как я повстречал Тайлера, я мечтал купить пса и назвать его «Антураж».

Вот до чего можно докатиться в этой жизни.

Убей меня.

Я хватаюсь за рулевое колесо и пытаюсь вывернуть его обратно.

Поехали.

Приготовиться к эвакуации души.

Поехали.

Механик вырывает у нас колесо, чтобы направить нас в кювет, а я мечтаю вернуться на встречную полосу.

Поехали. Восхитительное чудо смерти, когда ещё мгновение назад ты ходил и говорил, и вот — ты уже неодушевлённый предмет.

Ничто и даже меньше.

Холодный.

Невидимый.

Запах кожи. Мои ремни безопасности обвились вокруг меня словно смирительная рубашка. Я пытаюсь сесть, но тут же ударяюсь головой о рулевое колесо. Это очень больно. Моя голова падает на колени к механику. Я гляжу вверх и вижу улыбающееся лицо механика и звёздное небо за лобовым стеклом.

Все руки и лицо у меня в чём-то липком.

Кровь?

Или масляный крем?

Механик смотрит на меня и говорит:

— С днём рождения!

Пахнет дымом, и я вспоминаю про мой торт.

— Ты головой чуть не сломал рулевое колесо, — говорит механик.

Вот и всё и больше ничего: ночной воздух, запах дыма, звёзды, улыбающийся механик. Моя голова всё ещё лежит у него на коленях, и вдруг я понимаю, что мне вовсе не хочется поднимать её.

А где же торт?

Механик отвечает:

— На полу.

Ночной воздух, а запах дыма всё крепчает.

Исполнится ли моё желание?

Надо мной — окружённое небесными звёздами улыбающееся лицо.

— Эти свечи для тортов, их почти невозможно погасить.

И, наконец, при свете звёзд мне удаётся различить, что дым исходит от маленьких огоньков, рассыпанных по коврику на полу салона.

19

Автомеханик из бойцовского клуба жмёт на газ, вертит баранку в присущем ему яростном стиле, а мы снова едем по автостраде, потому что этой ночью у нас ещё есть дела.

До того, как наступит конец цивилизации, мне надо научиться определять по звёздам курс. Всё вокруг так безмолвно и темно, словно наш «кадиллак» движется в космическом пространстве. Мы давно съехали с шоссе. Трое парней на заднем сиденье то ли спят, то ли в обмороке.

— Мы были на волосок от жизни, — говорит автомеханик.

Он протягивает ко мне руку и трогает длинный шрам у меня на лбу — там, куда пришёлся удар рулевого колеса. Мой лоб так раздулся, что я жмурюсь от боли. Механик проводит холодным пальцем вдоль шрама. «Корниш» подскакивает на ухабе, и боль, словно жидкость, выплеснувшаяся из чашки, заливает мои глаза чёрной тенью. Наш помятый багажник покачивается, а отвалившийся бампер скрежещет по асфальту, нарушая ночную тишину.

Механик говорит, что задний бампер «корниша» висит на волоске: при столкновении он зацепился за передний бампер грузовика и сорвался с кронштейнов.

Я спрашиваю, является ли происходящее частью домашнего задания в рамках «Проекта Разгром»?

— В некоторой степени — да, — говорит механик, — мне надо было принести в жертву четырёх человек и раздобыть мешок жира.

Жира?

— Для мыла.

Что планирует Тайлер?

Механик начинает говорить словами Тайлера Дёрдена.

— Я вижу перед собой самых сильных и самых умных людей, которые когда-либо жили на этой земле, — говорит он, и профиль его отчётливо вырисовывается на фоне звёзд. И они работают на бензоколонках и подают еду в ресторанах.

Линия его лба, профиль его носа, ресницы и брови, движущиеся губы — всё его лицо отчётливо вырисовывается на фоне звёздного неба.

— Если бы мы могли разместить этих людей в тренировочных лагерях и воспитать их.

— Пистолет просто направляет взрыв в нужную сторону, вот и всё.

— Все эти юноши, все эти девушки хотят отдать свою жизнь во имя чего-нибудь. Реклама заставляет их приобретать тряпки и машины, которые им вовсе не нужны. Поколения за поколениями люди работают на ненавистных работах только для того, чтобы иметь возможность купить то, что им не нужно.

— На долю нашего поколения не досталось великой войны или великой депрессии, поэтому мы должны сами объявить войну, и война эта будет духовной. Мы начнём революцию, направленную против культуры. Наша великая депрессия — это наше существование. Это депрессия духа.

— Мы должны научить людей свободе, поработив их, и показать им, что такое мужество, испугав их.