Бокал шампанского

Вулф зарычал – так, наверное, рычит лев, когда понимает, что должен выбраться из своего уютного логова и отправиться на охоту. Ну да, по комплекции моего шефа сравнивать надо со слоном, но слоны-то не рычат. Фриц, вскрывавший моллюсков у стола, начал что-то напевать себе под нос, довольный, должно быть, тем, что у нас грозит объявиться клиент. Вулф метнул на Фрица гневный взгляд, схватил моллюска, сунул в рот и принялся жевать. Я распахнул перед ним дверь, но он сначала дожевал и лишь потом вышел.

Ему не нравится обмениваться рукопожатиями с незнакомцами, так что, когда мы прошли в кабинет и я назвал фамилии, он просто кивнул Лэйдлоу по пути к своему столу. Я попросил Лэйдлоу перебраться в красное кожаное кресло, так что теперь он сидел лицом к Вулфу, а мне был виден лишь его профиль. Гость между тем успел сообщить Вулфу, что Гудвин должен был о нем рассказать, и Вулф это подтвердил.

Теперь пристальный, неотрывный взгляд серых глаз Лэйдлоу вонзался в Вулфа, а не в меня.

– Мне нужна ваша профессиональная помощь. Вы предпочитаете оплату чеком или наличными?

Вулф покачал головой:

– Об оплате говорить рано, я пока не принял ваше предложение. Что вы хотите?

– Я хочу, чтобы вы собрали для меня кое-какие сведения. Вам известно, что произошло в доме миссис Робилотти вчера вечером. Вы знаете, что девушку по имени Фэйт Ашер отравили и она умерла. Вы знаете об уликах, которые указывают на самоубийство. Правильно? – (Вулф согласился.) – А вы знаете, что власти до сих пор решают, убила она себя или нет? Что они продолжают расследование, допуская, что это могло быть убийство? – (Вулф снова согласился.) – Очевидно, полиция располагает какими-то дополнительными сведениями, и в этом у них преимущество передо мной и перед остальными гостями. У них должны быть причины отвергать версию о самоубийстве. Не знаю, что это за причины, никто их мне не откроет, но как человек причастный – я ведь там был! – я имею право знать. Словом, я хочу вас нанять, выдать задаток и вписать в чек любую сумму, которую вы сочтете справедливой.

Я перестал зевать, настолько меня взбодрил его задор. Он, конечно, не подозревал, что Вулф подслушивал, но предположил, видимо, что я донес до шефа предложение по гонорару. Тем не менее, глаза в глаза, он говорит, что готов заплатить любую сумму, а мне-то, жадюга, посулил всего десять кусков. Вот стервец! Как таким не восхититься?!

Уголки рта Вулфа чуть изогнулись кверху.

– Понятно, – произнес он, и Лэйдлоу глубоко вдохнул, но промолчал, не посмев добавить что-либо еще. – Мистер Гудвин передал мне ваше предложение. Уж не знаю, то ли восторгаться вашей самоуверенностью на грани дерзости, то ли посмеяться над вашей наивностью. Так или иначе, я отказываюсь. Я уже располагаю теми сведениями, которые вас интересуют, но мистер Гудвин сообщил их мне конфиденциально, и разглашению они не подлежат. Сожалею, сэр.

Лэйдлоу вновь сделал вдох.

– Рядом с вами двоими я мальчишка, – проворчал он. – Ради всего святого, что в этом такого секретного? Чего вы оба опасаетесь?

Вулф покачал головой:

– Мы не опасаемся, мистер Лэйдлоу, мы всего лишь ведем себя соответственно. Когда дело, в котором мы участвуем и имеем свой интерес, подразумевает сотрудничество с полицией, мы охотно соглашаемся. В данном случае мистер Гудвин оказался вовлечен в события просто потому, что присутствовал на той вечеринке, как и вы, а меня там вообще не было. Не стоить рассуждать об опасениях или о предубеждении. Я здесь стороннее лицо. Я не стану, к примеру, извещать полицию о предложениях, которые вы сделали мне и мистеру Гудвину, потому что в противном случае полицейские наверняка воспылают к вам интересом, а раз вы, по-моему, делали эти предложения чистосердечно, я не хочу навлекать на вашу голову неприятности.

– Но все же отказываетесь?

– Да. Решительно. В этих обстоятельствах у меня нет выбора. Мистер Гудвин сам за себя скажет.

Голова Лэйдлоу повернулась в мою сторону, на меня снова упал этот пронзительный взгляд. Я бы, признаться, согласился, озвучь он свое предложение повторно, с поправкой насчет любой суммы, но, если у него и бродили подобные мысли, он их отринул, едва разглядев мою суровую физиономию. Поизучав меня ровно восемь секунд, он встал. Я подумал было, что он уходит, значит Вулфу все-таки не придется трудиться, но ошибся. Лэйдлоу всего-навсего хотел поразмышлять, спрятав лицо от нас. Он спросил, есть ли у него минутка, и Вулф ответил утвердительно. Тогда Лэйдлоу повернулся к нам спиной и отошел к дальней стене, возле которой, перед книжными полками, стоял большой глобус. У глобуса он провел как минимум вдвое больше времени, чем просил, но в конце концов твердым шагом вернулся в красное кожаное кресло.

– Я должен переговорить с вами наедине, – сказал он Вулфу.

– Вы уже говорите, – строго ответил Вулф. – О том, чтобы остаться один на один, и речи быть не может. Если бы я не доверял мистеру Гудвину как самому себе, он бы тут не сидел. Мы с ним ничего друг от друга не скрываем.