– Кроме того, – вставил Скиннер, – угрозы бесполезны. Как я сказал, Гудвин, мы встречаемся неофициально и вне протокола, никто из коллег не знает, что я здесь, в том числе окружной прокурор. Давайте кое-что предположим, пофантазируем, так сказать. Допустим, что во вторник вечером, когда здесь произошло нечто такое, что вы будто бы вызвались предотвратить, вы пришли в негодование – вполне объяснимое, разумеется, – и в горячке событий выпалили, что, по вашему мнению, Фэйт Ашер была убита. Тем самым вы обрекли себя на необходимость держать слово. Ваша версия попала в полицию, дошла до инспектора Кремера и окружного прокурора, и вам просто некуда было деваться. – Он улыбнулся; я, как и множество других людей, знал эту его улыбочку. – Второе предположение, не более достоверное, чем первое. Допустим, в какой-то момент, довольно рано, вам с Вулфом пришло на ум, что некоторые люди, присутствовавшие на приеме, персоны обеспеченные и с положением в обществе, что суета, связанная с расследованием убийства, может побудить кого-нибудь из них прибегнуть к услугам частного сыщика. Если таковы факты, а не допущения, вам с Вулфом уже наверняка стало ясно, что ваши ожидания не оправдались. Никто из гостей не сглупил настолько, чтобы нанять вас. Гонорара вы не получите.
– Мне можно комментировать ваши выводы по отдельности или подождать, пока вы закончите? – осведомился я.
– Позвольте закончить. Итак, я понимаю ваше положение. Понимаю, что для вас сейчас крайне затруднительно обратиться к инспектору Кремеру или к окружному прокурору и заявить, что по зрелом размышлении вы осознали свою ошибку. Поэтому у меня есть предложение. Слушайте. Вы решили все перепроверить, убедиться в своей правоте окончательно, поэтому пришли сюда сегодня еще раз осмотреть место преступления, но застали здесь меня. После тщательного изучения дома, проверки расстояний и местоположения гостей и прочего вы, хотя вам не в чем извиняться, обнаружили, что несколько поспешили с выводами. Вы признали вероятность того, что Фэйт Ашер могла насыпать яд себе в шампанское, следовательно, если официальное заключение подтвердит самоубийство, вы не станете его оспаривать. Конечно, я приму на себя обязательство проследить, чтобы вам не причиняли неудобств, не донимали и не предъявляли претензий. Я все улажу, поверьте. Понимаю, что вам, должно быть, надо посоветоваться с Вулфом, прежде чем согласиться, но я хотел бы услышать ваш ответ как можно скорее. Позвоните ему отсюда или с улицы, если вам так удобнее, или можете съездить к нему и вернуться. Я подожду. В конце концов, дело и без того затянулось. Полагаю, мое предложение честное и справедливое.
– Вы закончили? – уточнил я.
– Да.
– Что ж, я бы тоже кое-что предположил, но какой в этом прок? И потом, у вас передо мной преимущество. Моя матушка говаривала, что не надо ходить туда, где тебе не рады, а вы слышали миссис Робилотти. Назовите меня чрезмерно щепетильным, но вот такой уж я есть. – Я развернулся и вышел.
Мне вслед зазвучали голоса – Скиннера, Селии, Роберта Робилотти, – но я не сбавлял шага.
Глава 12
Если забавы ради постараться вспомнить самое высокомерное изречение из всех, какие вы когда-либо читали или слышали, что вы выберете? Мне как-то задали такой вопрос, и моя подруга заявила, что Людовика XIV с его «Государство – это я» никто не переплюнет. Я настолько углубляться в историю не стал. Сказал ей, что мой фаворит – «Они же меня знают». Разумеется, она заинтересовалась, кто это произнес и когда. Поскольку присяжные осудили убийцу Фэйт Ашер буквально накануне и дело было закрыто, я и не подумал запираться.
Вулф обронил эту фразу в пятницу вечером, когда я вернулся домой с докладом. Изложив ход событий, я не удержался от комментария:
– Вообще-то, все это чертовски глупо. Комиссар полиции, окружной прокурор, инспектор убойного отдела – все скопом из кожи вон лезут, чтобы переубедить какого-то мелкого сыщика и подтвердить самоубийство.
– Они же меня знают, – изрек Вулф.
Воспринимайте его слова как вам угодно. Признаю, что список раскрытых им преступлений вроде как доказывает его правоту. Эти люди и вправду его знали. Они могли, конечно, официально объявить смерть мисс Ашер самоубийством, но что, если через день – или через неделю, а то и через месяц – Вулф позвонит им, пригласит к себе и предъявит убийцу заодно с уликами? Уверенности в том, что именно так все будет, не было и быть не могло, однако накопленный опыт давал понять, что такой поворот событий возможен в принципе. Короче, я не к тому, что Вулф безудержно хвастался, а к тому, что его слова достаточно точно описывали ситуацию.
А он ограничился одной этой фразой и взялся за книжку.