Болезни уха, горла, носа. Современный взгляд на причины и лечение

ЦИФРОВОЙ слуховой аппарат – это мини-компьютер в ухе. Он кодирует звуковые колебания в цифровой сигнал, который поступает в процессор и только потом подается на динамик. Соответственно, функционал подобного устройства гораздо, гораздо шире. В цифровых слуховых аппаратах можно использовать кучу дополнительных «плюшек» вроде шумоподавления, вычленения речевых частот из окружающего шума и т. п. Они крайне удобны в настройке: для этого существует специальные компьютерные программы, позволяющие оптимально подогнать устройство под индивидуальные потребности пациента. Более того, такие аппараты позволяют сохранять пользовательские варианты настроек, подходящие для различных акустических ситуаций, и переключать их нажатием одной клавиши.

По форме аппараты могут быть внутриушными, заушными, очковыми (встраиваемые в дужки очков), карманными. Правда, последние два – это скорее экзотика.

Но что делать, если слуховой аппарат не дает уровня слуха, необходимого человеку для нормального качества жизни? Если степень падения слуха не может быть скорректирована аппаратом? Если пациенту при этом еще не продают сигареты и пивко? А тем более когда он из-за тяжелой степени тугоухости не способен формировать речевые навыки? Вот тут мы забираемся в дебри высокотехнологичной оториноларингологии – кохлеарную имплантацию.

КОХЛЕАРНАЯ ИМПЛАНТАЦИЯ предполагает замену поврежденных слуховых рецепторов искусственными. Самый киберпанковый киберпанк из возможных. Непосредственно в улитку вводится массив электродов (кохлеарный имплант), позволяющий, минуя разрушенные рецепторы, передавать сигнал на слуховую зону преддверно-улиткового нерва. В заушной области к коже крепятся микрофон, процессор и передатчик. Проходя сквозь них, звуковой сигнал преобразуется в цифровой код и отправляется на имплантированный под кожу приемник, там проходит через дешифратор и бежит к нерву.

 Кохлеарная имплантация

Сами понимаете, стоимость импланта – где-то в границах стратосферы, поэтому, чтобы государство и фонд ОМС выдало вам квоту на операцию, нужно соответствовать куче критериев. Во-первых, нужно быть младше 18 лет. Дальше идет сухая медицинская канцелярщина:

• двусторонняя тяжелая сенсоневральная глухота (>95 дБ на речевых частотах);

• отсутствие выраженного улучшения восприятия речи и речевых частот при филигранно подобранных слуховых аппаратах в течение 3–6 месяцев;

• отсутствие проблем с когнитивными, поведенческими функциями, психических расстройств;

• отсутствие тяжелой общей патологии.

Почему я выделил одну строку? Воткнуть ребенку в микроскопический канал пучок электродов и заставить все это работать, несомненно, высший пилотаж и сюжет для книг Хайнлайна. Но самое сложное начинается после операции. Впереди долгий и тяжелый процесс реабилитации, настройки, доводки импланта, обучения ребенка существованию в мире звуков. Как бы жестоко и цинично это ни звучало, нет смысла протезировать детей, которые в дальнейшем не смогут полноценно использовать такое устройство. Или родители которых не будут со всей ответственностью подходить к их слуховой реабилитации.

И здесь мы вступаем на весьма тонкий лед. Зачастую врожденная глухота генетически предопределена (до 85 % случаев!). Одно дело, что она может сопутствовать какой-либо общей патологии (аутизм, синдром Дауна, etc.), где, кроме слуха, повреждаются другие органы и системы. Но бывает и так, что наследственностью детерминировано именно нарушение слуха. Вот где проходит водораздел. Когда малышу действительно можно помочь, буквально за руку ввести его в мир звуков и речи, но слабослышащие родители противятся этому, боясь потерять связь с ребенком. Есть у меня хороший друг-сурдолог, категорический противник изучения языка жестов, считающий его инструментом когнитивного апартеида, а не альтернативным способом коммуникации. И знаете, его позиция не лишена здравого смысла.