Больная

Элоиза осторожно взяла в Веру за оба запястья. Они показались ей ватными на ощупь. Такими когда-то стали лапки любимого покойного котёнка. Лиз («Для друзей») определённо ляпнула что-то не то, потому что взгляд местной стал совершенно диким. Только он один выдавал ураган невысказанных эмоций. Вера боялась. Боялась имени, как и знакомого безрассудства.

«Смелая. Такие им нужны. У каждого десятого есть это».

Ощутила вкус железа. Тёплая кровь быстро заполняла рот. Или слюна омывала украденную вещь, что камнем придавила язык.

«Какой-то народ мёртвым в рот камни клал. Мама… в Испании. Тепло. У Лизы тёплые руки. Две Лизы. Два телефона. Мой украли. Все мои вещи украли».

Поток спутанных мыслей лишил воли. Реальность заключила в стеклянный куб. Стенки задавили. Искренний порыв, попытка предупредить Элоизу, излить душу, запустил в мозгу сложный алгоритм. Схема проста: больше усилий — сильнее отдача. Для Веры она обернулась ступором, и всё на свете в одночасье перестало иметь значение.

Перепуганная незнакомка тщетно пыталась разбудить молчунью. Похлопывала по плечам, обхватывала её мертвенно-бледные щёки ладошками. Не заметила возникшего далеко за спиной санитара во всём голубом. Молодой человек облегчённо выдохнул и направился к этим двоим.

— Что ты делаешь? — обратился вызванный Филиным старожила к Элоизе, не скрывая раздражения. — Перестань.

— Ох, слава Богу! Пожалуйста, помогите. Она…

— Отпусти, — и сам отнял её руки от Веры.

Чтоб на всякий случай отвадить новенькую от местной дурочки, продолжил маленький спектакль. Сжал плечо больной. Она помнит его хватку. Такая же перекрыла ей кислород, чтоб не визжала по пути в операционную.

— От меня больше ни на шаг. Мама волнуется за тебя, а ты так себя ведёшь. Всё, идём в палату. Идём.

Санитар направлял «овцу», что покорно семенила рядом. Элоиза растерялась. Почувствовала себя… глупо. В который раз влезла, куда не просили. Она бросила в догонку:

— Доктор, а что с ней? Ей плохо! Ей…

Эхо отразилось от стен, смешалось с шарканьем шлёпанцев. Левый свалился, но владелица не обратила никакого внимания. Не запнулась даже. Голубой тапочек остался валяться туфелькой Золушки, опоздавшей на бал. Лиз порывалась, да не окликнула. Всё равно ненужный. Как она — ненужная.

День 13

Бутыль гремела в металлическом кольце. Стойка катилась, подрагивала от неровностей линолеума. Молодая медсестра на ходу расправила соединительную трубку, прощебетала:

— Вера, капельница.

Они уже делали это вместе. Разумеется, до Мани дошли слухи, что Язва и после операции чутка чудит. Хотя ей пациентка никаких проблем не доставляла, в отличие от других, нормальных детей. Сейчас Вера накрылась белым пододеяльником с головой. Само одеяло валялось комом в углу. Причуды ей подобных со временем сходят на «нет», так что беспокоиться не о чем.

— Малышка, просыпайся. Просыпайся.

Маня наклонилась, ласково потрепала за плечо. Вера нехотя стянула пододеяльник с лица. С жестокого, сурового лица. Убийственный взгляд в упор.

«Рука под подушкой!» — сообразила Маня.

Поздно. Широкий взмах, влажный чирк, вздох с присвистом. Игла капельницы упала, на ладони плеснуло тёплым. Медсестра отшатнулась, устояла на ногах, схватилась за своё лицо. Глаз нестерпимо зажгло, но, к счастью, он прощупался подушечками пальцев. Чудом уцелел. Острое лезвие рассекло бровь, разрезало крыло носа, обе губы, как масло. С тупым шоком Маня наблюдала, как кровавый водопад набирает силу, как льётся на пол. Вытаращила на девочку единственный не залитый зрячий глаз.

Зрелище, достойное киноэкранов. Фантазии, воплощённые в реальность. Сама судьба привела к подобному исходу. Нечаянность повесила складной ножик на ключах Элоизы в качестве брелока. Случайность поманила сладкую парочку целоваться на чердак, где пряталась Вера. Вера… жертва обстоятельств, несомненно. Но роль жертвы по собственной глупости наскучила давно. Не умом бороться, так сработаться со своими бесами. Инстинкт хищника не заглушат ни «волшебные» чаи, ни гипнозы, ни, тем более, отсутствие части мозга.

Вера, в самом деле, походила на зверя. Безумного, утратившего способность к диалогу. С таким нельзя договориться. Такого только устранить.

— Дрянь! — заверещала Маня, ослеплённая кровью и яростью.

Вера наступала неумолимо, бесшумно. А вот медсестра вопила во всё горло. Отмахивалась штативом капельницы. Мельтешащая железная палка мешала подступится. Праведный гнев омрачила досада.

Слух позвал Веру обернуться. Успела поднырнуть под мужской рукой, перелетела через кровать. Перегородивший выход старожила получил ножом по шее. Если тут пошло по касательной, то когда повалил девчонку на пол, та всадила ему ножик в пястье. Весь мир превратился в один единственный звук — рев боли. К нему примешались вопли, визги, брань, но ничего из этого не принадлежало виновнице переполоха. Она, скрученная в две пары рук, восстанавливала дыхание. Невозмутимая, будто её не касается.