Больная

Лиза в силу характера отличалась настойчивостью. Не давала в обиду ту, что прежде сама кого хочешь обидела бы. Тщетно. Как об стенку горох. В какой-то момент сочувствие эволюционировало в злость, а симпатия — в ненависть. Трушиной казалось, будто над её помощью издеваются. Что за мода — вставать и уходить в середине монолога? Лупить в одну точку и молчать, когда спрашивают о серьёзных вещах. Равнодушно наблюдать, как подруга льёт слёзы из-за неё. Так Вера потеряла очередную Лизу. Первую и последнюю. Без её защиты и поддержки существовать в социуме стало значительно труднее. Ещё бы знать, что ещё так гнетёт. Каждый день камнем тянет на дно.

Трушина отстала от Веры давно. А сейчас как будто в первый раз увидела. Лицом к лицом столкнулась с тупой отрешённостью. Чудовищная обида раздула ноздри и едва не вышибла слезу. Лиза с замахом швырнула на стол тетрадь подруги.

— Трушина? — обратила внимание учительница, но та пошла раздавать контрольные дальше.

Воронок таращилась на помятую тетрадку, как если бы то была очаровательная бабочка. Хотя откуда здесь бабочки? Вера на всякий случай обернулась, проверила потолок. Не заметила ни одной. Не заметила и взглядов группы мальчишек с соседнего ряда, мимо ушей пропустила их тихие беседы. Осторожно погладила обложку. На зелёном картоне красной ручкой выдавлена двойка. Пятый «лебедь», а кол, как есть, гордый в своём одиночестве.

Вере светил второй год. Мама пыталась договориться, а преподаватели настояли на своём. Мол, так действительно будет лучше. В последнее время Любовь Ильиничну стало так легко переубедить в чём угодно. Дочь моментом не пользовалась. То, что хотела от мамы, после выписки стало несущественным, пусть и по-прежнему недостижимым. Фальшивая справка, якобы Воронок полгода в больнице занималась с учителями, на первых парах давала надежду, что та закончит девятый класс. Вера далеко не отличница, зато раньше хотя бы списывала. Отныне же глотала язык у доски, сдавала пустые листочки. Русичка как-то оставила после уроков, буквально с ней на пару составляла сочинение. Воронок диктовали — Воронок выводила на бумаге бессвязную ахинею. Посреди строчки начинала рисовать или играть сама с собой в крестики-нолики.

— Скажи, что с тобой? Тебе плохо? — допытывалась русичка.

— Мне не плохо. Мне нормально. Я вас всех ненавижу.

Так и придерживая позорную тетрадку, бережно, как хрупкую бабочку, Вера напрягла память. От натуги нахмурились брови, отвисла челюсть. Наблюдающая за ней компания сцедила смех в кулаки. Один из мальчишек шёпотом дозывался до Воронок, пока перед ней разворачивались её полгода взаперти. Так и не сообразив, в каком по счёту классе учится, Вера искала какие-то намёки на учёбу в больнице. Может, что-то читала? Писала?.. Да! Да, писала! Читала даже. Доктор Рубин самолично регулярно проверял, с хрестоматией для дошколят и прописями. После череды уколов и пилюль, от которых то пропадал вкус, то отказывали ноги, оно давалось с трудом или не получалось вообще.

Вера уронила тетрадь, прикрыла глаза. Зачем только «сковырнула рану»? Тут же хлынули непрошеные образы. Как вертелась палата. Как бегали лампы по потолку, пока везли в каталке на новую операцию. Как рвало червями. Они кишели в помойном ведре и пытались выбраться наружу. Филин их, разумеется, не видел, потому требовал рисовать. Мол, это поможет избавиться от кошмаров. Подходящего карандаша не предоставил. В истерике художница расписывала, какого они цвета, а Филипп Филиппович делал пометки в записной книжке.

Маленькое и влажное отскочило от щеки. Одиночная палата рассыпалась в пепел. На её остатках вырос школьный кабинет истории. Что-то снова легонько ткнуло в лицо и упало на тетрадку. Жвачка. Кто-то плюётся. В одночасье тихие звуки обрели прежнюю глубину, в мышцы прилила кровь. В ход пошла тяжёлая артиллерия — бумажный комок прилетел в висок. Верно тумблер переключило. Спина выпрямилась, взгляд стал диким. Вскочив с места, Вера схватила стопку учебников и со всей силы швырнула. Мальчишки повставали, запоздало закрываясь. Ближайшему прилетело хорошо — книга разбила ему очки. Многочисленные вздохи прорвали чей-то окрик одобрения и свист, пока «белая ворона» нещадно забрасывала обидчиков ручками и карандашами.

— Ты больная? Эй!

Не отдавая себе отчёта, Вера кинулась с кулаками. Кто-то схватил за руки, другой толкнул в грудь. Пыльный след её ноги отпечатался на футболке «стрелка».

— А ну успокоились все!

Учительница на пару с завучем пресекли драку. Зрители замерли.

— Всё, дура, щемись!

— Вешайся!

Оскорбления и угрозы не значили для Веры ровным счётом ничего. Единственное, что важно — внимание. Пялятся, как в пятом классе. Опять всему виной она сама. Бунтарка осела на корточки, накрыла лоб ладонями и ахнула от боли. Всё тот же позор. В который раз.

«Они специально! Кинули в голову!»