Болото пепла

Эшес продолжил настороженно следить за ним, решив, что тот притворяется. Но мужчина словно забыл о его существовании. Повертев головой, уперся взглядом в болото.

Сзади пошевелились.

– Слышу… – отозвалась Твила, к удивлению Эшеса, и выглянула из-под его подмышки.

– Что, о чем вы?

– Тс-с-с, – Левкротта вскинул палец и прислушался с совершенно безумным видом.

– Это оттуда, – Твила указала на огоньки на том берегу, и он кивнул, соглашаясь.

Стоило ей это произнести, как светлячки, качнувшись, двинулись в их сторону, распространяя над темной водой мягкое свечение. Достигнув середины болота, они замерли. Только один – изумрудно-золотистый – отделился от остальных и подплыл ближе.

Левкротта подошел к краю воды и растерянно обернулся к Твиле:

– Что это?

Твила вышла из-за спины Эшеса и встала сбоку:

– Я… я не знаю, но я тоже это чувствую и слышу.

– Настоящая семейная идиллия.

Они все втроем вздрогнули и подняли головы. На краю обрыва стояла баронесса.

– Как погляжу, это место просто не дает вам покоя. Надо было взимать плату за вход. – Она повернулась к господину Грину, и тот подставил руку, помогая ей спуститься. – Но я рада, что затянувшееся дело подходит к концу.

Левкротта сдвинул брови:

– О чем вы? Что это тут вообще за чертовщина?

– Ну-ну, – баронесса уже ступила на берег и остановилась в нескольких шагах от них, – не при детях же!

– Вам никто не говорил, что женщина должна быть загадочной, но в меру?

– Никаких загадок. – Она беспечно пожала плечами и повернулась к Твиле. – Скажи, тебе ведь с самого начала не хотелось уходить из Бузинной Пустоши, как будто что-то держало, не так ли?

– Так…

– И тебе нравится это болото?

Твила удивленно взглянула на нее:

– Да.

– А ты никогда не задумывалась, почему место, которое кажется всем жутким и неприятным, вызывает у тебя такую нежность?

Твила растерянно покачала головой.

– Просто… здесь тепло и уютно. И пахнет печеньем с молоком.

Баронесса чуть кивнула:

– Не скажу, что понимаю тебя, но это чувство многие описывают примерно так.

– Какое чувство?

– Что вы имеете в виду? – вмешался Левкротта.

– Думаю, ее светлость хочет сказать, что матери любое место покажется лучшим на свете, если там ее малыш.

Твила обернулась. Кусты раздвинулись, и на берег вышла Дитя.

– Дитя! Что ты тут делаешь?!

Подруга пожала плечами:

– Лубберт передал, что ты ждешь меня на болоте. Я не вовремя?

Твила чуть не взвыла.

– Да пусть остается, если хочет, – махнула рукой баронесса. – Мне всегда нравилась сообразительность этой девушки.

– Спасибо, ваша светлость, а мне нравится ваше умение подводить людей к нужной мысли и чувство стиля, – в свою очередь ответила Дитя.

Баронесса неожиданно улыбнулась и кивнула на болото:

– Тогда, возможно, ты знаешь, что это?

– Догадываюсь, ваша светлость.

– Погодите, – Твила в волнении повернулась к сиявшему над водой солнышку, с которым столько раз общалась, – вы хотите сказать, что…

– О, нет-нет, – баронесса покачала головой, – в мире много чудес, но оттуда не возвращаются. Это непреложный закон. Вернее, не возвращаются в привычном для людей понимании.

– Но как же леди Мадлен?

– Ах, она. Это из другой оперы: некоторым дела, навороченные при жизни, не дают покоя и там. Но, кажется, твой друг недавно это исправил.

Баронесса чуть поморщилась.

Твила снова обернулась к воде:

– Тогда что это?

– Разве ты не слышала, что в некоторых случаях души детей превращаются в болотные огоньки? Это как раз такой случай.

– То есть он, вернее, она… – Твила вгляделась в светлячка и сглотнула ком.

– Постойте, – нахмурился Левкротта, – что вы сейчас несете? Если вы собираетесь…

Тут баронесса закатила глаза и нетерпеливо щелкнула пальцами:

– Покажись!

Солнышко вспыхнуло, на миг подарив округе ослепительный изумрудный рассвет, а потом ночь вернулась, и они увидели на воде девочку. Вернее, она больше всего напоминала девочку. Есть вещи, которые можно увидеть, но нельзя описать.

Твила смотрела и никак не могла определить возраст малышки: та попеременно казалась то совсем крохой, младенцем, то девочкой лет пяти. Она состояла из золотисто-зеленого дымка, так что стоявшие на воде ножки оканчивались лучистым туманом. Кудряшки плыли по воздуху.

Левкротта не отрывал от нее совершенно потрясенного взгляда. Твила тоже не могла говорить, чувствуя, как к горлу подступают слезы. По лицу Дитя нельзя было определить, видит она малышку или нет, – оно, как всегда, оставалось отрешенно-безмятежным. Зато мастер Блэк переводил удивленный взгляд с Твилы на Левкротту и обратно, хмурясь.

– Что? Что такое?

Эшес оглядывался вокруг, не понимая, почему огонек над водой приковал всеобщее внимание.

Внезапно девочка шевельнулась и двинулась в их сторону, переступая ножками-дымками. Личико осталось неподвижным, но Твила услышала голосок, звонкий и чистый:

– Папа?

Левкротта вздрогнул, и на его лице отразилось, нет, не смущение – такие, как он, не умеют смущаться, – однако что-то близкое к тому:

– Ты… ты…

Девочка остановилась недалеко от берега, серьезно кивнула и произнесла, не разжимая губок:

– Я твоя дочка.

Левкротта растерянно обернулся к Твиле: