Большая гонка. Драма на миллион. Легендарная история о том, как еврейский гонщик, американская наследница и французское авто посрамили гитлеровских а

Передним левым колесом Бернд зацепил траву на разделительной полосе. Машина тут же вошла в неуправляемый боковой юз. С оглушительным треском разрываемого металла напор встречного ветра сорвал аэродинамическую оболочку. То, что осталось от шасси P-Wagen’а полетело кубарем, отблескивая серебром и веером рассыпаясь на ходу. Обломки продолжали лететь вдоль шоссе, а выброшенное из кокпита тело Бернда зашвырнуло за восемьдесят метров от обочины. Искореженные останки шасси на подломленных колесах застыли на насыпи при въезде под следующую эстакаду. След из обломков растянулся почти на полкилометра до этого места.

«9,2 километра – крушение!» – Побледневший, как мел, Фейерайсен бросил трубку и ринулся к ближайшей машине. И вся команда Auto Union устремилась вслед за ним к месту катастрофы.

Сидя в своем «Мерседесе», Руди опустил стекло и остановил пробегавшего мимо паренька вопросом: «Что там случилось?» – «Роземайер разбился», – услышал он в ответ от юнца, тут же сломя голову ринувшегося дальше. Руди с Манфредом лишь молча переглянулись. Оба видели на своем веку столько аварий и смертей, что им вовсе не нужно было что-либо выяснять на месте. Да и ни к чему им лишний раз становиться свидетелями подобных сцен.

– Не хочу я туда, – сказал Руди.

– И я не хочу, – откликнулся Манфред.

Тело Бернда обнаружил приваленным к сосне в противоестественной позе кто-то из примчавшихся на подмогу услужливых зрителей. На лице его застыло выражение идиллического умиротворения; глаза были широко открыты – и ничего не видели.[628]

Во второй половине дня врач команды Auto Union позвонил в Чехословакию и сообщил Элли о страшной гибели ее мужа. Вскоре о трагедии узнала из вечерних газет и широкая немецкая публика, пришедшая от этой вести в полный шок. Йозеф Геббельс в своем дневнике после жалоб на «и без того тяжелый день», выпавший на его долю из-за политических дрязг по еврейскому вопросу, написал: «А в довершение смертельное несчастье. Потеряли нашего лучшего гонщика в бессмысленной погоне за большими рекордами».[629]

Однако и подвернувшейся возможностью устроить в Берлине грандиозное шоу из похорон чемпиона Геббельс не упустил. Под скорбные и тягучие каденции траурного марша Бетховена Руди, Манфред и другие немецкие гонщики в белых комбинезонах шествовали перед лафетом с гробом. Вдоль всего маршрута движения похоронной процессии по обе стороны стояли навытяжку офицеры СС. За безутешной Элли присматривал целый эскорт из личной охраны Гитлера. Когда гроб стали опускать в землю, все хором затянули гимн верности СС “Wenn alle untreu werden”[630]. Отпев, отдали покойному последние почести и произнесли над его могилой долженствующие речи.[631]

Множество писем соболезнования в адрес Элли от высокопоставленных нацистских чинов для пущего эффекта публиковалось еще и в газетах. Лично Гитлер направил вдове телеграмму со словами: «…известие о трагической судьбе Вашего мужа глубоко меня потрясло. Пусть же мысль о том, что он пал смертью храбрых в бою за честь Германии, хотя бы отчасти облегчит тяжесть бремени Вашей великой скорби».

Пропаганда сразу же сместила все ракурсы, смикшировала акценты – и преподнесла картину гибели Бернда под выгодным власти соусом. Нет, великий гонщик погиб вовсе не в безрассудной погоне за рекордной скоростью на грани жизни и смерти; оказывается, он, выражаясь словами главного куратора проекта строительства автобанов Фрица Тодта «отдал свою жизнь как солдат при исполнении долга». Элегические некрологи и фотомонтажи потоком хлынули на страницы германской прессы. Быстро составили и издали книгу. В кинохрониках попеременно смаковали кадры его триумфальных побед на гоночных трассах и уродливых обломков на автобане.[632]

Бернда уподобляли Зигфриду, герою-победителю дракона из германской мифологии. «Бернд Роземайер – друг и товарищ мой! <…> Твоя жажда первенства, твое рыцарство, твоя готовность служить, твой боевой дух. Победителем многих битв ты вступаешь в бессмертие»[633]. – Такими словами Руди, чья непримиримая вражда с Берндом, по сути, и спровоцировала роковые январские заезды, уснастил массово растиражированный некролог за подписью: «Твой друг Рудольф Караччола».[634]

Трагедия, естественно, не заставила Руди забыть о важном и истребовать от Mercedes-Benz обещанные ему 10 000 рейхсмарок призовых за установленные им новые мировые рекорды в классе.[635]