Большая семья

скатерти, но в это время празднично нарядная Люба подоспела с подносом, овеянным

чарующими запахами блюд.

— Садись, Митя, не стесняйся, — пропела Люба, расставляя тарелки. Коммунары

завтракали как всегда, никто на Гето не обращал внимания. Только за дальним столом

малыши пристально уставились на роскошный стол, уткнув носы в чашки. Калошкин

поперхнулся и разлил кофе.

Митя сел, как в сновидении, но все было реальным: мягкое на молоке пюре, большая

сочная котлета, огурчик. Торский подал салат, селедку... Все было красивым и аппетитным.

Карпо Филиппович, посвященный в затею, постарался «как следует быть». Отбросив все

сомнения, Гето приступил к трапезе. Официанты обслуживали ненавязчиво, хорошо войдя в

– 21 –

роль, скромно стояли в стороне у окна и как только видели, что «клиент» приканчивает

блюдо, подходили и справ лились, не нужно ли еще чего. Потребовалась добавка.

Кофе подали со стопкой блинов.

Позавтракав, коммунары спешили в цеха и на занятия. Выходя из столовой, благодарили дежурного. Ни одной едкой реплики, косого взгляда, ухмылки не бросили в

сторону Гето. Для нас он на время перестал существовать. Мы словно бы смотрели забавное

кино, а что получится в конце концов — никто не знал.

Гето задержался в столовой, пихая в рот смачные оливы. Он осмелел и потирал от

удовольствия руки.

— Клюнуло, — шепнула Торскому Люба. Тот засмеялся, взвизгнув, как поросенок.

Откушав, Гето поднялся, картинно пожал руку официантам, вежливо поклонился

Карпу Филипповичу, выглянувшему из раздатки, и зашагал к выходу.

— Обедать сюда приходи! — вдогонку сказала Люба,

— Та прийду, не забуду! — ответил Митька, польщенный таким необыкновенным к

нему вниманием,

Так прошло четыре дня — сытости, довольства, терпеливого обслуживания и полного

безделья. Ему предоставили свободу. Никто не приставал, все заняты уборками, производством, школой, репетициями, кружками. Он шатался по двору коммуны, спал на

лесной полянке, ездил в город без письменного отпуска Антона Семеновича, не попадая в

рапорт и не отдуваясь на общем собрании. Однако обильно сдобренный вкусной пищей стол

стал надоедать Митьке. На четвертый день за ужином все было так же, аппетитно и вкусно, на парадном столе свежие цветы, вилка, столовый нож, салфетка. Вежливые официанты

почему-то осточертели. Посидел, подумал, в глазах вспыхнуло осмысленное выражение. И

вдруг, не коснувшись угощения, вскочил и чуть ли не бегом, на пути растолкав ребят, бросился в кабинет начальника коммуны. Открыв дверь, с порога, хриплым, почти

рыдающим голосом завопил:

— Антон Семенович, чи я зануда яка?! Мене ж як свинью загодовуют! Я так не хочу!

Пошлите на работу, чи куда задумаете…— И он по-настоящему зарыдал первыми

некрасивыми слезами, протягивая руку к человеку, который может помочь ему в горе.

— Успокойся, ты мужчина, а не кисейная барышня, — сурово сказал Антон

Семенович. — Приведи себя в порядок и позови Камардинова. — Он отвернулся к окну, щадя мужскую слабость богатырского Геты.

Сдержанный прием подавил истерику. Гето разгреб роскошную шевелюру, поправил

пояс и, первый раз выправившись, как подобает, сказал: «Есть позвать Камардинова!»

В кабинет вошли вдвоем.

— Слушаю, Антон Семенович! — вытянулся в струнку Васька.

— Товарищ Камардинов, пошли Гето в токарный цех. Он хочет стать токарем. О

назначении завтра отдай в приказе.

— Есть послать в токарный и отдать в приказе!

— Вы свободны.

— Спасибо, Антон Семенович, я туда и хотив!

— Ну вот, значит, я угадал. — От голоса повеяло теплотой.

Я заметил, что серьезному отношению ко всему новичков в коммуне учат весьма

решительно. Подобно тому, как учат плавать: бросают в воду, а начнешь захлебываться —

вытащат.

…Вечер. Закончен трудовой день. Затихли, теряясь в лабиринте этажей, последние

звуки сигнала «Спать пора». Командир сторожевого отряда Овчаренко сменяет пост. В 22

часа мое первое дневальство. Обязанности мне известны, помню и первую встречу с

дневальным, а все же ответственность, настоящая винтовка, острые взгляды «бывалых», надвигающаяся ночь и одиночество порождали внутреннее волнение. Командир деловито

объяснил, как вести себя на посту, держать винтовку, охранять покой коммунаров в ночное

время. На столике записка с фамилиями, когда и кого нужно будить.

– 22 –

Я сказал «Есть!» и принял пост. Сдавший дневальство Глебов облегченно вздохнул

всей грудью, посоветовал:

— Не дрейфь, пацан, через это все проходят, и ты привыкнешь. Точка! — По-

дружески подмигнув, пружинно шагнул на лестницу.

Я сделал обход. Еще не все успокоились. Ходили по коридору, выбегали во двор, в

Громком клубе играли на рояле, в кабинете работала редколлегия. Антон Семенович, остро

оттачивая стопку карандашей, наблюдал за шахматной партией.

Вошел Соломон Борисович, усталый, расстроенный, с жалобами. Откинув полы