Большая семья

рапорты, в строй и оркестр. Перед ним были его дети, наученные ходить в строю, рапортовать, владеть собой, физически подготовленные комсомольцы, получившие идейную

закалку, избравшие путь будущих командиров Красной Армии. В них — часть его души, гордость за пройденные этапы становления человека, за крепкие ростки посеянных им зерен.

Кто знает, как сложится их дальнейшая судьба... В одном была непреклонная уверенность: эти не подведут!

Мы — гражданские, заполнившие до возможных пределов кабинет, по-разному

восприняли свершившееся событие. Одни тут же рвались «поступать», увлеченные

наглядным примером, и приставали к Антону Семеновичу «отпустить». Другие заговорили о

желании сдавать экзамены в пограничные и военно-морские училища, стать летчиками, танкистами.

Это были мечты. Все хорошо знали, что Антон Семенович без образования никого не

отпустит, и завидовали своим товарищам, получившим счастливое право на выпуск.

Завидовали и очень ясно представляли, что пройдет совсем немного времени, и они уйдут, их не будет с нами, верных друзей и товаришей, кто-то новый займет Их места в отрядах, за

станками, учебными столиками, непривычный пока и чужой.

Становилось отчаянно грустно: почему-то, находясь бок о бок с товарищами, думаешь, что так будет всегда, не придаешь большого значения их, присутствию; и вот —

разлука. На время? Надолго? Или навсегда? Острее запоминаются лица, голоса, походка, общие шалости, прощаются наивные обиды. Кончилось детство, у каждого — свое. Впереди

новые вехи.

– 42 –

Курсанты обошли свой родной дом. Их сопровождала гурьба, пацанов, встревоженных и расстроенных. Проверив свои богатства, они с неловкостью тыкали

памятные подарки: фотографии, записные книжечки, перочинные ножи, свои рисунки.

Девочки дарили вышитые носовые платки, прощались с учителями. Это они дали знания, достаточные и прочные, для поступления в учебное заведение. Были суровые двойки и

единицы, дополнительные занятия, жесткие требования, чтобы восторжествовали

незапятнанные пятерки.

Совет командиров выделил приданое: шинели, головные уборы, зимнюю и летнюю

парадную форму, новую обувь. Ремни и портупеи юнгштурмовок скрипели необношенной

новизной, издавали свежий запах добротной кожи. Из фонда совета командиров выделили на

первый случай денежные пособия. Соломон Борисович голосовал за «потолок».

— Мальчуганы идут в большую жизнь, пусть им будет хорошо, — закончил он свое

выступление, скрывая взволнованное лицо в огромном носовом платке.

Вечером четверку провожала вся коммуна. В грузовую машину набилась большая

компания друзей и товарищей. Обнимая на прощанье ребят, Антон Семенович каждому

говорил что-то главное и значительное, держался бодро, шутил. Проводив, ушел в кабинет.

Там в эти минуты, его никто не посмел беспокоить. Что-то не позволяло нам какое-то время

торчать перед его глазами.

Отъезд товарищей всколыхнул зеркальную гладь нашего детства, чувствительно

напомнил, что все мы, как птицы, поднимемся из родного гнезда, на окрепших крыльях и

полетим в необъятный мир.

Ближайшие кандидаты выпуска — Миша Певень, Шура Агеев, Вася Дорошенко, Наум Каплуновский. Они готовились в летную школу в город Вольск. Их документы

высланы и получено согласие о зачислении. Все они комсомольцы, представители

передового рабочего класса — токари. Не за горами поступление на рабфак большой группы

старшеклассников. Они ускоренно тянулись к норме, перешагивая классные ступени. Их

возглавлял опытный вожак комсомольцев Фомичев. Богатырская стать с покатыми плечами.

Могучие руки, способные ломать решетки и гнуть подковы, и при этом удивительная

душевная мягкость.

Под свежими впечатлениями навеянными прощальным днем, Фомичев

разоткровенничался:

— Чего сопите? И нам пора двигать туда — он протянул руку в сторону скрытого

дымкой города, — а не прятаться за широкой спиной Антона!

—А кто прячется, тоже мне дока! — подражая манере и голосу Фомичева, спародировал Кравченко.

Как на крыльях, сбоку опустился Землянский.

— Спорите, мужики? Все оторвемся! Все! Чуете? И ты, и ты, и ты. — Он резко толкал

в грудь каждого твердым пальцем, впиваясь в лица круглыми глазами.

Вздрогнув как при ознобе, Ройтенберг сказал:

— А в нем есть что-то робеспьеровское‚ гад буду!

* * *

Едва закончив завтрак, бежали в цеха за станки и верстаки. На стене в коридоре

вывешена диаграмма сражения токарей, никелировщиков, столяров и швей. Рядом сводка:

«Положение на фронтах». Сражение шло за Крым, за материальную возможность похода и

отдыха. Мы подходили к заветному рубежу, к осуществлению поставленной Антоном

Семеновичем «ближней перспективы».