Читаем Большие надежды (без указания переводчика) полностью

— О, нтъ! Конечно не столько.

— Такъ два раза?

— Джаггерсъ, вмшалась миссъ Гавишамъ на мое счастье:- оставьте Пипа въ поко и ступайте съ нимъ обдать.

Онъ повиновался, и мы вмст спустились по темной лстниц. На пути въ отдльному строенію въ задней части двора, гд находилась столовая, онъ спросилъ меня: «часто ли я видалъ миссъ Гавишамъ за обдомъ» и, по обыкновенію, предоставилъ мн обширный выборъ между сотнею разъ и однимъ разомъ.

Я подумалъ и сказалъ:

— Никогда!

— Никогда и не увидите, Пипъ, возразилъ онъ съ пасмурной улыбкой. — Съ-тхъ-поръ, какъ она начала настоящій образъ жизни, она никогда не позволяла себ сть или пить ни въ чьемъ присутствіи. Она бродитъ по ночамъ и тогда питается чмъ попало.

— Могу ли я, сэръ, предложить вамъ вопросъ?

— Можете, сказалъ онъ: — а я могу уклониться отъ отвта. Ну, спрашивайте.

— Имя Эстеллы — Гавишамъ, или?… Я не зналъ что прибавить.

— Или какъ? спросилъ онъ.

— Она Гавишамъ?

— Гавишамъ.

Съ этимъ мы пришли къ столу, гд она и Сара Покетъ уже ожидали насъ. Мистеръ Джаггерсъ сидлъ на почетномъ мст, Эстелла напротивъ его, а я противъ своей желтозеленой пріятельницы… Мы очень-хорошо пообдали. За столомъ служила двушка, которую я не видалъ ни въ одно изъ моихъ прежнихъ посщеній, но которая, я знаю, была все время въ этомъ таинственномъ дом. Посл обда бутылка отборнаго стараго портвейна была поставлена передъ моимъ попечителемъ (который очевидно былъ знатокъ по части виноградныхъ винъ), и дамы оставили насъ вдвоемъ.

Я даже въ самомъ мистер Джаггерс не встрчалъ прежде такой упорной скрытности, какою онъ отличался въ этомъ дом. Онъ не поднималъ даже глазъ и лишь одинъ разъ во весь обдъ, и то едва, взглянулъ на Эстеллу. Когда она обращалась къ нему, онъ выслушивалъ ее и, когда нужно, отвчалъ, но я ни разу не видалъ, чтобъ онъ при этомъ смотрлъ ей въ лицо. За-то она часто глядла на него съ участіемъ, любопытствомъ и недоврчивостью; но по лицу его никакъ нельзя было судить, примчаетъ ли онъ ея взгляды, или нтъ. Во все время обда, онъ находилъ величайшее наслажденіе заставлять Сару Покетъ еще боле желтть и зеленть, часто намекая въ разговор со мной на большія надежды, которыя я имлъ на будущее. Впрочемъ, и это онъ, казалось, длалъ безсознательно, или, лучше сказать, вызывалъ меня въ невинности моей души, на подобныя выходки. Когда мы остались съ нимъ вдвоемъ, онъ сидлъ съ такимъ сосредоточеннымъ и таинственнымъ видомъ, что выводилъ меня изъ терпнія. Онъ, казалось, производилъ слдствіе надъ достоинствомъ вина, за неимніемъ чего другаго подъ-рукою. Онъ подносилъ стаканъ къ свчк, пробовалъ вино, полоскалъ имъ ротъ, глоталъ его, снова смотрлъ на стаканъ, нюхалъ, отвдывалъ, дополнялъ стаканъ: все это приводило меня въ сильное раздраженіе и безпокойство. Три или четыре раза, я намревался-было начать разговоръ, но, замтивъ, что я собираюсь предложить ему вопросъ, онъ, со стаканомъ въ рукахъ, бросалъ на меня выразительные взгляды и принижался полоскать ротъ виномъ, какъ-будто обращая мое вниманіе на то, что не стоитъ заговаривать съ нимъ, такъ-какъ онъ не въ-состояніи отвчать.

Мн кажется, что мое присутствіе могло бы, наконецъ, довести миссъ Покетъ до бшенства и внушить ей опасное желаніе сорвать съ себя чепецъ, который былъ весьма безобразенъ, наподобіе кисейной швабры, и разметать по полу свои волосы, которые, конечно, выросла не на ея голов. Она не показывалась посл, когда мы пошли въ комнату миссъ Гавишамъ и вчетверомъ стали играть въ вистъ. Во время нашего отсутствія миссъ Гавишамъ возъимла странную мысль украсить голову, шею и руки Эстеллы самыми драгоцнными вещами съ своего уборнаго столика, и я замтилъ, что даже опекунъ мой поднялъ нсколько брови и поглядлъ на нее исподлобья — такъ хороша она была, при блеск этихъ украшеній!

Я не говорю ничего о томъ, съ какимъ искусствомъ онъ билъ нашихъ крупныхъ козырей и оставался побдителемъ съ маленькими незначительными картами, передъ которыми не помрачилась слава нашихъ королей и дамъ; умолчу также о моихъ чувствахъ при мысли, что онъ видитъ въ насъ три жалкія загадки, давно имъ разгаданныя; меня хуже всего заставляла страдать несообразность его леденящаго присутствія съ моею любовью въ Эстелл. Мн было досадно, что предметъ моей любви былъ въ двухъ шагахъ отъ него, въ одномъ съ нимъ мст — это казалось мн невыносимымъ.

Мы играли до девяти часовъ, посл чего было ршено, что, когда Эстелла подетъ въ Лондонъ, меня предупредятъ и я встрчу ее въ контор дилижансовъ. Затмъ я простился съ ней, пожалъ ей руку и ушелъ.

Опекунъ мой занималъ въ гостиниц «Синяго Вепря» комнату рядомъ съ моею. До поздней ночи слова миссъ Гавишамъ «люби, люба ее!» звучали въ моихъ ушахъ. Я передлалъ ихъ по-своему и сто разъ твердилъ своей подушк: «я люблю, люблю ее!»

По-временамъ, мною овладвалъ порывъ благодарности за то, что она была предназначена мн, нкогда ученику кузнеца. Я боялся, что она теперь далеко не въ восторг отъ подобной судьбы, Но когда же начнетъ она принимать во мн участіе? Когда пробудится въ ней сердце, которое до-сихъ-поръ погружено въ сонъ и апатію?

Перейти на страницу:

Похожие книги

Афганец. Лучшие романы о воинах-интернационалистах
Афганец. Лучшие романы о воинах-интернационалистах

Кто такие «афганцы»? Пушечное мясо, офицеры и солдаты, брошенные из застоявшегося полусонного мира в мясорубку войны. Они выполняют некий загадочный «интернациональный долг», они идут под пули, пытаются выжить, проклинают свою работу, но снова и снова неудержимо рвутся в бой. Они безоглядно идут туда, где рыжими волнами застыла раскаленная пыль, где змеиным клубком сплетаются следы танковых траков, где в клочья рвется и горит металл, где окровавленными бинтами, словно цветущими маками, можно устлать поле и все человеческие достоинства и пороки разложены, как по полочкам… В этой книге нет вымысла, здесь ярко и жестоко запечатлена вся правда об Афганской войне — этой горькой странице нашей истории. Каждая строка повествования выстрадана, все действующие лица реальны. Кому-то из них суждено было погибнуть, а кому-то вернуться…

Андрей Михайлович Дышев

Детективы / Проза / Проза о войне / Боевики / Военная проза