Большие надежды (без указания переводчика)

— Подходя въ могил, онъ превосходно выказалъ свой плащъ, продолжалъ нашъ проводникъ:- но, на сколько я могъ замтить изъ-за кулисъ, онъ, кажется, мало воспользовался красотою своего чулка, когда ему являлся призракъ въ покояхъ королевы.

Я скромно выразилъ свое согласіе съ его мнніемъ, и вс мы ввалились, черезъ маленькую грязную дверь, въ какой-то душный чуланчикъ. Тутъ мистеръ Уопсель снималъ съ себя свой датскій нарядъ, и, чтобъ наслаждаться этимъ зрлищемъ, намъ пришлось, за тснотою помщенія, смотрть другъ другу черезъ плечо, — не затворяя при томъ дверей канурки.

— Господа, сказалъ мистеръ Уопсель: — я горжусь вашимъ посщеніемъ. Надюсь, мистеръ Пипъ, вы извините мою вольность. Но я ршился послать вамъ приглашеніе, потому-что былъ нкогда съ вами знакомъ, и къ тому же драма всегда иметъ право на благосклонность богатыхъ и знатныхъ.

Говоря это, мистеръ Уолденгаверъ неимоврно пыхтлъ, стараясь высвободиться изъ своихъ царскихъ соболей.

— Снимите чулки, мистеръ Уолденгаверъ, иначе вы ихъ разорвете. Право, они лопнутъ, и съ ними тридцать пять шиллинговъ. Никогда лучшая пара не длала чести Шекспиру. Сидите тихо на стул и предоставьте ихъ лучше мн.

При этомъ онъ сталъ на колни и принялся обдирать свою жертву; при первомъ же чулк, который онъ стащилъ, датскій принцъ непремнно полетлъ бы на-полъ вмст со стуломъ, еслибъ только было куда падать.

До-сихъ-поръ я боялся заговорить о представленіи. Но самъ мистеръ Уопсель, посл этой операціи, весело взглянулъ на насъ и сказалъ съ улыбкою:

— А какъ вамъ, господа показалось оно, спереди-то?

Гербертъ сказалъ (въ то же время толкнувъ меня), «превосходно».

И я повторилъ «превосходно».

— А хорошо ли я постигъ и передалъ свою роль? сказалъ мистеръ Уолденгаверъ, почти-что покровительственнымъ тономъ.

Гербертъ, снова толкнувъ меня, сказалъ: «вполн и безподобно». И я смло повторилъ, будто собственную мысль: «вполн и безподобно».

— Очень радъ слышать, что вы одобряете мою игру, господа, сказалъ мистеръ Уолденгаверъ съ полнымъ сознаніемъ своего достоинства, хотя въ ту минуту употреблялъ вс усилія, чтобъ удержаться на стул.

— Я вамъ скажу, мистеръ Уолденгаверъ, замтилъ человкъ, стоявшій на колняхъ: — какой единственной недостатокъ въ вашей игр. Выслушайте меня. Мн все равно, согласны ли другіе или нтъ; я вамъ это напередъ говорю. Ваша игра теряетъ, когда ноги у васъ видны съ боку. Послдній Гамлетъ, котораго мн приходилось одвать, длалъ ту же ошибку на репетиціяхъ, пока я, наконецъ, не уговорилъ его налпить по облатк на каждое колно; на репетиціи (на послдней-то) я сталъ себ спереди, за будкою, и каждый разъ, какъ, увлекшись игрою, онъ станетъ бокомъ, я и закричу: «не вижу облатокъ». И вечеромъ, на представленіи, игра его была безукоризненно-пріятна.

Мистеръ Уолденгаверъ улыбнулся мн, желая тмъ сказать: «врный слуга — я сквозь пальцы смотрю на его глупость», и потомъ произнесъ вслухъ: «мой взглядъ на драму слишкомъ серьёзенъ и классиченъ для этого народа; но они разовьются, они разовьются».

Гербертъ и я повторили въ одинъ голосъ: «О, безъ сомннія, они разовьются.»

— Замтили ли вы, господа, спросилъ мистеръ Уолденгаверъ: — замтили ли вы въ райк человка, который пытался насмхаться надъ служеніемъ…. надъ представленіемъ, я хотлъ сказать.

Мы довольно подло отвтили, что, кажется, тамъ былъ дйствительно подобный человкъ. Я прибавилъ, что «онъ, вроятно, былъ подпивши».

— О нтъ, сэръ, сказалъ мистеръ Уопсель: — вовсе не подпивши. Его патронъ смотритъ за нимъ и не позволитъ ему напиться.

— Такъ вы знаете его патрона? спросилъ я.

Мистеръ Уопсель закрылъ и потомъ столь же медленно открылъ глаза. Вы, должно быть, замтили, господа, невжественнаго, крикливаго осла, съ широкою глоткою и злобнымъ выраженіемъ лица, который отбарабанилъ, я не могу сказать исполнилъ, роль Клавдія, короля датскаго. Вотъ онъ-то и нанимаетъ того человка. Ужь это такое ремесло!

Я въ точности не знаю, жаллъ ли бы я боле о мистер Уопсел, будь онъ въ отчаяніи, чмъ я сожаллъ о немъ теперь. Я воспользовался случаемъ, когда намъ пришлось попятиться изъ канурки, чтобъ не мшать ему натягивать панталоны, и спросилъ Герберта, какъ онъ думаетъ, не пригласить ли Уолденгавера на ужинъ? Гербертъ сказалъ, что это было бы очень мило съ вашей стороны. Я пригласилъ его и онъ отправился, вмст съ нами, къ Бернарду, закутавшись до ушей. Мы угостили его, какъ могли, и прослушали до двухъ часовъ ночи объ его будущихъ успхахъ и предположеніяхъ. Я хорошо не помню, въ чемъ они именно состояли; знаю только, что онъ долженъ былъ начать съ передлки драмы и окончить уничтоженіемъ ея, и что преждевременная смерть его отняла бы у театра всякую надежду на прогресъ.

Грустно пошелъ я спать въ тотъ вечеръ, грустно думалъ объ Эстелл, и грустно снилось мн, что вс надежды мои рушились, что я принужденъ отдать свою руку Гербертовой Клар, или играть роль Гамлета передъ тнью миссъ Гавишамъ.

XXXII