Сначала мн пришлось отворять и притворять за собою ворота, или дожидаться на тропинк, покуда скотъ столпившійся посторонится и сойдетъ въ сторону въ траву и камыши. Но чрезъ нсколько времени, я былъ совершенно одинъ среди болотъ.
Прошло еще съ-полчаса, прежде чмъ я добрался до печей, гд обжигали известку; огонь былъ разведенъ, но горлъ какъ-то вяло, распространяя спертый запахъ, рабочихъ же не было видно, рядомъ находилась ломка известняка. Мн слдовало пройдти черезъ нее и я увидлъ, что тамъ были разбросаны инструменты и тачки, слдовательно, каменьщики работали въ тотъ день.
Поднявшись изъ ямы., такъ-какъ тропинка пролегала по дну ея, я увидлъ огонь въ сторожк при шлюзахъ. Я прибавилъ шагу и постучался въ дверь. Дожидаясь отвта, я сталъ осматриваться вокругъ, и увидлъ, что шлюзы были заброшены и поломаны; домикъ, деревянный съ черепичатой крышей, казалось, могъ не долго служить защитою отъ непогоды, если служилъ ею и теперь; грязь и илъ были покрыты известью, и удушливый дымъ и паръ изъ печи билъ мн прямо въ лицо. Отвта все не было; я снова постучалъ, и на этотъ разъ не получивъ отвта, дернулъ задвижку.
Она поддалась и дверь отворилась. Заглянувъ, я увидлъ свчу, стоявшую на стол, скамью, и кровать съ матрацемъ. Такъ-какъ въ комнат были полати, то я крикнулъ:- Есть такъ кто? но никто не отозвался. Я взглянулъ на часы, былъ уже десятый часъ, я снова закричалъ, — есть такъ кто? — По прежнему не получивъ отвта, я вышелъ изъ дверей, не зная что длать.
Вдругъ пошелъ сильный дождь. Я возвратился назадъ и всталъ въ дверяхъ, вглядываясь въ ночную темноту. Обдумавъ, что кто-нибудь вроятно былъ здсь недавно и скоро возвратится, иначе свча не горла бы, я захотлъ посмотрть, много-ли она нагорла. Я повернулся и взялъ въ руки свчу, какъ вдругъ ее кто-то задулъ и я почувствовалъ, что пойманъ въ петлю, наброшенную на меня сзади.
— Ага! — проговорилъ какой-то глухой голосъ, сопровождая свои слова проклятіями: — попался, голубчикъ!
— Что это значитъ? закричалъ я стараясь высвободиться — Кто это? Караулъ, караулъ, караулъ!
Мои руки были плотно притянуты къ бокамъ, и веревки врзались въ мою больную руку. Чья-то тяжелая рука и грудь поперемнно зажимала мой ротъ, чтобы заглушить крики; я чувствовалъ чье-то жаркое дыханіе, и, не смотря на мои усилія высвободиться, былъ накрпко привязанъ въ стн. — Теперь только крикни, съ новымъ проклятіемъ проговорилъ глухой голосъ — такъ, я разомъ съ тобою покончу!
Мн сдлалось дурно отъ боли въ больной рук; я не могъ прійдти въ себя отъ изумленія; но я тотчасъ сообразилъ, какъ легко было исполнить эту угрозу, и потому пересталъ кричать, а старался хотя сколько-нибудь освободить руку и облегчить свои страданія. Но она была слишкомъ крпко привязана. Прежде боль можно было сравнить съ обжогомъ, теперь-же я чувствовалъ будто вся рука была въ кипятк.
По совершенной темнот, воцарившейся въ комнат, я догадался, что онъ заперъ ставни. Пошаривъ нсколько времени въ потемкахъ онъ отыскалъ временъ и кусокъ стали и принялся выскать огонь. Напрасно напрягалъ я глаза, глядя на искры, падавшія на трутъ, который онъ тотчасъ-же принимался раздувать, держа въ рук спичку; я ничего не могъ разобрать, кром его губъ и конца спички, и то лишь урывками. Трутъ видно отсырлъ и не удивительно въ такомъ мст, и искры тухли одна за другою.
Человкъ этотъ, казалось, не спшилъ и снова принялся высвать огонь. Теперь искры стали летть все чаще и чаще; я могъ различить его руки и нкоторыя черты лица, а также и то, что онъ сидлъ наклонившись надъ столомъ; но — ничего больше. Онъ снова принялся раздувать трутъ, вдругъ вспыхнуло пламя — и я узналъ — Орлика.
Кого я думалъ увидть, не знаю, только не его. Я чувствовалъ, что былъ, дйствительно, въ опасномъ обстоятельств и не спускалъ съ него глазъ.
Не спша зажегъ онъ свчу, бросилъ спичку на полъ и наступилъ на нее ногою. Потомъ, отставивъ свчу подале отъ себя на стол, чтобы она не мшала ему видть меня, онъ сложилъ руки на стол и принялся глядть на меня. Тогда я увидлъ, что былъ привязанъ къ толстой отвсной лстниц, въ нсколькихъ вершкахъ отъ стны; то былъ ходъ на верхъ.
— Ага, сказалъ онъ, посл-того что мы нсколько минутъ молча разсматривали другъ-друга. Попался ты мн въ руки.
— Развяжи, пусти меня!
— Ха, ха! отвтилъ онъ — я тебя пущу. Я тебя пущу на луну, я тебя пущу въ звздамъ. Все своей чередой.
— Зачмъ заманилъ ты меня сюда?
— Будто ты самъ не знаешь, отвтилъ онъ, какъ-то убійственно поглядывая на меня.
— Зачмъ ты напалъ на меня въ темнот?
— Затмъ, что я хочу все одинъ справить. Одинъ лучше сохранитъ тайну, чмъ двое. Уу, вражище ты этакое!
Злобная радость, съ которою онъ глядлъ на меня, качая головою и все еще сложивъ руки на стол, заставила меня вздрогнуть. Я продолжалъ молча слдить за нимъ; онъ протянулъ руку въ сосдній уголъ и вытащилъ оттуда ружье въ мдной оправ.
— Знакомъ ты съ этимъ? сказалъ онъ, какъ-бы цлясь въ меня — Помнишь ты, гд видлъ его прежде? Говори, волкъ!
— Да, отвчалъ я.
— Изъ-за-тебя потерялъ я то мсто? Говори, изъ-за тебя?
— Могъ ли я поступить иначе?