Онъ снова хлебнулъ и пришелъ еще въ большую ярость. Судя потому, какъ онъ при этомъ закидывалъ назадъ голову, можно было заключить, что въ фляжк оставалось уже немного. (Я понялъ, что онъ подзадориваетъ себя, чтобъ разомъ покончить со мною). Я зналъ, что каждая капля содержавшейся въ ней влаги была каплею моей жизни. Я зналъ, что когда я превращусь въ часть тхъ паровъ, которые еще такъ недавно раздражали мое обоняніе, онъ сдлаетъ то же, что сдлалъ посл убійства сестры — поспшитъ въ городъ и будетъ шататься и пьянствовать въ кабакахъ, чтобъ вс его видли. Я мысленно послдовалъ за нимъ въ городъ, представилъ себ картину улицы съ нимъ посреди ея, и невольно сравнилъ ея свтъ и жизнь съ унылыми болотами.
Не только я былъ въ состояніи мысленно прослдить цлые годы, покуда онъ успвалъ проговорить какихъ-нибудь десять словъ, но даже слова его представляли мн цлые образы и картины, а не одни слова. Въ томъ раздраженномъ и напряженномъ состояніи всхъ умственныхъ способностей, въ которомъ я находился теперь, я не могъ думать ни о какомъ лиц или мст, не видвъ ихъ передъ собою. Невозможно себ представить, съ какою быстротою эти образы смнялись одинъ за другимъ, и несмотря на то, я все время такъ пристально слдилъ за нимъ — кто не станетъ слдить за тигромъ, который готовиться на васъ броситься — что видлъ малйшее движеніе его.
Хлебнувъ во второй разъ, онъ всталъ со скамьи и оттолкнулъ отъ себя столъ. Затмъ онъ взялъ свчу и закрывая ее отъ себя рукою, такъ, чтобъ свтъ ея падалъ на меня нсколько времени наслаждался зрлищемъ.
— Я теб, волкъ, еще что-нибудь скажу. Ты черезъ стараго Орлика спотыкнулся-то въ ту ночь, у себя на лстниц.
Я увидлъ лстницу, съ загашенными лампами, увидлъ тнь тяжелыхъ перилъ, бросаемую фонаремъ, висвшимъ на стн; увидалъ комнаты, которыхъ мн боле не суждено было видть: здсь дверь притворена, тамъ полуоткрыта, и вся знакомая мёбель вдоль по стнамъ.
— А зачмъ старый Орликъ былъ тамъ? Я теб, волкъ, еще что нибудь разскажу. Ты съ ней почти-что выжилъ меня изъ этихъ странъ, ну, я и нашелъ другихъ товарищей и другихъ господъ. Одинъ изъ нихъ пишетъ мои письма, когда мн нужно — слышишь ли? — пишетъ мои письма, волкъ! Да пишутъ они не по твоему, пятидесятью различными почерками. Я уже поршилъ пришибить тебя съ самаго того времени, какъ ты былъ на похоронахъ сестры. Не нашелъ только удобнаго случая, а слдилъ я за каждымъ твоимъ шагомъ, ибо поршилъ подстеречь тебя во что бы то ни стадо! Ну! Ищу я тебя да и наткнись на твоего дядюшку Провиса?
Набережная мельничнаго пруда, и Чинковъ бассейнъ, и старый Гринъ-копперовъ канатный заводъ совершенно ясно представились моимъ глазамъ! Провисъ въ своей комнат, сигналъ, который теперь уже былъ безполезенъ, хорошенькая Клара, добрая ея хозяйка, старый Биль Барлэ, — все промчалось въ моемъ воображеніи, какъ потокъ моей жизни!
— У тебя также дядюшка. Какъ я тебя зазналъ у Гарджери, ты еще былъ не великъ волчонокъ, такъ что я могъ бы тебя двумя пальцами придушить (какъ не разъ и думалъ сдлать, когда ты шатался подъ тополями въ воскресенье, подъ вечеръ); тогда еще у тебя не было дядюшекъ. Куда теб! Но когда старый Орликъ узналъ, что твой дядюшка Провисъ, по всей вроятности носилъ ту колодку, которую старый Орликъ давно-давно нашелъ на болот, перепиленную пополамъ, и которую онъ берегъ до-тхъ-поръ, что свалилъ ею твою сестру, какъ быка на бойн, что онъ намренъ сдлать и съ тобой — хе, же — когда онъ узналъ это — хе, хе…
И съ дикой усмшкой онъ поднесъ свчу такъ близко къ моему лицу, что я долженъ былъ отвернуться отъ пламени.
— Ага! — со смхомъ закричалъ онъ, повторивъ то же дйствіе. — Обжегшееся дитя огня боится! Старый Орликъ знаетъ, что ты обжогся, старый Орликъ знаетъ, что ты хочешь тайкомъ стащить своего дядюшку, старый Орликъ будетъ теб подъ пару, онъ зналъ, что ты прійдешь сюда въ эту ночь. Ну, волкъ, скажу теб еще что-нибудь, а тамъ и конецъ. Есть люди, которые будутъ такъ же подъ пару твоему дядюшк Провису, какъ старый Орликъ былъ теб. Пусть онъ водится съ ними, разъ что потеряетъ своего племянника! Пусть онъ съ ними знается, когда не останется ни одной косточки отъ его милаго родственника, ни одного лоскуточка отъ его платьица. Нашлись такіе, которые не хотятъ имть Магвича — вдь, я знаю, его имя — не хотятъ, говорю, имть его подъ бокомъ; они все знали объ немъ, еще когда онъ жилъ далеко за моремъ, откуда не могъ сбжать и угрожать ихъ безопасности. Можетъ-быть, они-то и пишутъ пятьдесятью различными почерками, не по твоему. Ура! Компесонъ, Магвичъ и висльница!
Съ этими словами, онъ снова ткнулъ въ меня свчею, опаливъ мн лицо и волосы и на минуту совершенно ослпивъ меня; потомъ, повернувшись ко мн своею могучею спиною, онъ поставилъ свчу на столъ. Прежде чмъ онъ опять обратился ко мн. лицомъ, я уже усплъ мысленно прочесть молитву и проститься съ Джо, и Бидди и Гербертомъ.