Большие надежды (без указания переводчика)

— Ты это сдлалъ и этого уже было-бы довольно. Какъ смлъ ты встать между мною и двушкой, которая мн нравится?

— Когда-жъ это было?

— Когда-жъ этого не было. Не ты разв очернилъ стараго Орлика въ ея глазахъ.

— Самъ ты себя очернилъ, самъ ты это заслужилъ. Я бы не могъ сдлать теб никакого вреда, еслибы ты самъ себ не былъ врагъ.

— Ты лжешь, мерзавецъ. И ты не «пожалешь ни трудовъ, ни денегъ, чтобъ выжить меня изъ страны», не такъ ли? — Сказалъ онъ, повторяя мои слова, которыя я сказалъ Бидди во время вашего послдняго свиданія. Такъ я же теб что-нибудь сообщу. Никогда бы теб не было такъ нужно выжить меня отсюда какъ въ теперешнюю ночь. Да, это стоило бы всхъ твоихъ денегъ до послдняго мднаго фадинга и двадцать разъ боле того! И онъ кивнулъ на меня головою, ворча какъ тигръ. Я почувствовалъ, что въ послднихъ словахъ своихъ онъ былъ правъ.

— Что ты намренъ со мною сдлать?

— Что я намренъ съ тобою сдлать — сказалъ онъ, ударя куланомъ по столу и приподнявшись съ своего мста, чтобъ сообщить боле силы удару. Я намренъ покончить съ тобою!

Онъ наклонился всмъ тломъ впередъ и нсколько минутъ не спускалъ съ меня глазъ, потомъ медленно раскрылъ кулакъ, провелъ рукою по рту, какъ-будто отъ одной мысли у него слюньки потекли, и снова услся на свое мсто.

— Ты всегда былъ поперегъ дороги старому Орлику, съ самаго своего дтства. Ныншнею ночью ты сойдешь съ его дороги. Не будешь ты ему боле мшать. Ужь ты все-равно, что померъ.

Я почувствовалъ, что стою на краю могилы. На мгновеніе я дико посмотрлъ вокругъ себя въ надежд на какое-нибудь средство къ спасенью, но не было никакого.

— Боле того — сказалъ онъ, снова скрещивая руки на стол. Я хочу, чтобъ отъ тебя не осталось ни одной тряпки, ни одной косточки. Я брошу твой трупъ въ печь, гд пережигаютъ известь. Я и два такихъ трупа стащу на своихъ плечахъ — и тогда пусть люди думаютъ, что хотятъ, они никогда, ничего не узнаютъ.

Съ необыкновенною быстротою сообразилъ я вс возможныя послдствія подобной смерти. Эстеллинъ отецъ будетъ увренъ, что я бросилъ его, будетъ схваченъ и умретъ, осуждая меня; даже Гербертъ усомнится во мн, сравнивъ письмо, которое я оставилъ ему, съ фактомъ, что я остановился только на минуту у воротъ миссъ Гавишамъ. Джо и Бидди никогда не узнаютъ, какъ грустно мн было въ ту ночь; никто, никогда не узнаетъ, что я перетерплъ, какія душевныя муки я перенесъ, какъ я хотлъ исправиться. Смерть, ожидавшая меня, была ужасна, но еще ужасне смерти была мысль, что мои дйствія не поймутъ и перетолкуютъ иначе посл смерти. Такъ быстро мысль смнялась мыслью въ голов моей, что я уже представлялъ себя предметовъ презрнія еще нерожденныхъ поколній — Эстеллиныхъ дтей и дтей этихъ дтей — когда слова еще не замерли на губахъ злодя.

— Ну, волкъ — сказалъ онъ, прежде чмъ я тебя пришибу, нехуже другой-какой скотины — я еще полюбуюсь на тебя да и пошпигую тебя. Уу, вражище!

Мн вошло въ голову снова крикнуть помощи, хотя никто лучше меня не звалъ уединенности этого мста и безнадежности моего положенія. Но чувство презрнія къ нему удерживало меня. Въ одномъ я только былъ увренъ, что не стану упрашивать его и умру, сдлавъ послднее жалкое усиліе противиться ему. Какъ ни былъ я смягченъ ко всмъ людямъ въ эти страшныя минуты, какъ ни просилъ прощенія у неба, какъ ни былъ я растроганъ мыслью, что не простился и не прощусь съ дорогими моему сердцу, не объяснюсь съ ними, не выпрошу снисходительности въ моимъ слабостямъ — несмотря на вс эти горькія чувства, я бы убилъ его, еслибъ, умирая, могъ это сдлать.

Онъ врно выпилъ недавно: глаза у него были красны и налиты кровью. На ше у него болталась жестяная фляжка, какъ въ былые дни. Онъ поднесъ фляжку къ губамъ, хлебнулъ, и я услышалъ запахъ спирта.

— Волкъ! — сказалъ онъ снова, складывая руки. Старый Орликъ скажетъ теб кое-что. Это ты самъ удружилъ своей сварливой сестриц.

Опять въ моемъ воображеніи, съ непонятною быстротою промелькнули вс обстоятельства нападенія на мою бдную сестру, ея болзнь — ея смерть, прежде-чмъ онъ усплъ проговорятъ свои нсколько словъ.

— Это ты мерзавецъ! — сказалъ я.

— Говорятъ теб, что это твоя работа — говорятъ теб, что это изъ-за тебя было сдлано — возразилъ онъ, схвативъ ружье и махая прикладомъ по воздуху, раздлавшему его отъ меня. Я накинулся на нее сзади какъ теперь накинусь на тебя. Я ей задалъ! Я думалъ что она ужь была готова и, будь только тамъ печь также близко, какъ здсь, такъ она бы не ожила. Только сдлалъ это не старый Орликъ — а ты. Тебя ласкали да хвалили, а его ругали, да били; стараго Орлика ругали, да били. Теперь ты за это поплатишься. Ты виноватъ — ты и поплатишься.