Большие надежды (без указания переводчика)

До-сихъ-поръ, на вс мои просьбы разсказать мн, какимъ образомъ онъ подосплъ мн на помощь, Гербертъ отказывалъ мн на отрзъ, совтуя успокоиться — но теперь я узналъ, что я обронилъ письмо въ нашей квартир, гд Гербертъ, возвратившись домой съ Стартопомъ, и нашелъ его вскор посл моего ухода. Тонъ письма, а еще боле противорчіе его съ поспшной запиской, которую я оставилъ ему, показались ему подозрительнымъ. Подумавъ немного, онъ сталъ еще боле безпокоиться и отправился съ Стартопомъ, добровольно вызвавшимся провожать его, чтобъ узнать когда отходитъ дилижансъ. Услыхавъ, что вечерній дилижансъ уже отошелъ и безпокоясь все боле и боле, по-мр того, какъ росли препятствія, онъ ршился отправиться по почт. И такъ они съ Стартопомъ пріхали въ Синему-Вепрю, въ надежд найдти тамъ или меня самого, или какія-нибудь извстія обо мн, но, обманувшись въ своихъ надеждахъ, отправились въ миссъ Гавишамъ, гд потеряли меня изъ виду. Затмъ, они возвратились въ гостинницу (вроятно, въ то самое время, когда я слушалъ мстное толкованіе моей собственной исторіи), чтобъ перекусить чего-нибудь и достать проводника на болото. Между зваками, прогуливавшимися подъ арками Вепря, случился Тряббовъ мальчикъ — всегда врный своему старому правилу быть везд, гд не его мсто. — Тряббовъ-то мальчикъ видлъ, какъ отъ миссъ Гавишамъ я пошелъ обдать. Итакъ Тряббовъ мальчикъ сдлался ихъ проводникомъ, но они направились въ сторожевому домику при шлюзахъ по городской дорог, которой я избгалъ. По дорог, Гербертъ, обдумавъ, что я могъ быть здсь по надобности, клонившейся съ безопасности Провиса, и потому постороннее вмшательство было бы неумстно, оставилъ проводника и Стартопа на краю ломки, а самъ осторожно три раза обошелъ кругомъ домика, чтобъ убдиться, что все безопасно. Слыша неясные звуки, какого-то глухаго грубаго голоса, онъ даже усумнился, чтобъ я былъ тамъ, какъ вдругъ услышалъ мой крикъ, и тотчасъ же вломился, вмст съ остальными.

Когда я разсказалъ Герберту все, что произошло, онъ непремнно хотлъ, чтобъ мы тотчасъ же отправились объявить объ этомъ городскимъ властямъ. Но я сообразилъ, что это или задержало бы насъ, или побудило возвратиться и, во всякомъ случа, могло бы быть пагубно для Провиса. Этого препятствія нельзя было обойдти, и мы должны были покинуть всякую надежду преслдовать Орлика на этотъ разъ. При настоящихъ обстоятельствахъ, мы почли за лучшее не распространяться при Тряббовомъ мальчик, который, я убжденъ, былъ очень разочарованъ, услыхавъ, что его вмшательство спасло меня отъ известковой печи. Не то, чтобъ онъ былъ безчеловченъ отъ природы; нтъ, онъ только имлъ немного лишней живости и требовалъ возбудительной пищи для воображенія. При разставаньи, я далъ ему дв гинеи, что, кажется, пришлось ему по вкусу, и сказалъ ему, что очень сожалю, что былъ когда-то дурнаго о немъ мннія, что впрочемъ ни мало его не тронуло.

Такъ-какъ среда была не за горами, то мы ршились возвратиться въ Лондонъ въ ту же ночь, тмъ боле, что мы желали убраться изъ городка, прежде чмъ разнесутся слухи о вчерашнемъ приключеніи. Гербертъ досталъ цлую бутыль какой-то жидкости, которой и примачивали мн руку всю ночь. Ужъ свтало, когда мы добрались до Темпля; и я тотчасъ же легъ въ постель и пролежалъ въ ней весь день.

Страхъ заболть и быть ни на что негоднымъ на слдующій день, такъ преслдовалъ меня, что я удивляюсь, какъ онъ дйствительно не сломилъ меня. И, безъ сомннія, этотъ страхъ, вмст съ душевною тревогою и изнуреніемъ, которыя я перенесъ, сломили бы меня, еслибъ не постоянное, напряженное состояніе, въ которомъ поддерживала меня мысль о завтрашнемъ дн. Этотъ завтрашній день, столь-давно ожидаемый и связанный со столь-важными послдствіями!

Осторожность требовала, чтобы между имъ и нами не было никакихъ сношеній въ этотъ день, что еще увеличивало мое безпокойство. Каждый шагъ, каждый шорохъ заставлялъ меня вздрагивать, мн казалось, что это встникъ съ роковою встью, что онъ открытъ и пойманъ. Но день прошелъ, и встника не явилось; когда стало темнть, мои опасенья разболться до завтрашняго утра, совершенно овладли мною. И больная рука моя и голова горли, я думалъ, что уже начинаю бредить. Я принялся считать, и насчиталъ громадныя дворы, потомъ я принялся повторять длинные отрывки, прозу и стихи, которыя я звалъ наизусть. Урывками я забывался или засыпалъ на нсколько мгновеній, потомъ, внезапно очнувшись, говорилъ себ: «Вотъ, я начинаю бредить!»

Гербертъ и Стартопъ продержали меня весь день очень тихо, постоянно примачивали мн руку и давали пить прохладительнаго питья. Задремавъ на минуту, я каждый разъ, просыпался съ мыслью, что прошло много времени и случай спасти его потерянъ. Около полуночи, я вскочилъ съ постели и подбжалъ къ Герберту съ полною увренностью, что я проспалъ двадцать-четыре часа и что среда уже прошла. Это было послднее проявленіе моей болзненной раздражительности; посл того я крпко заснулъ.