Читаем Большие надежды (без указания переводчика) полностью

Воздухъ на рк былъ довольно-свжъ, хотя день былъ ясный и солнце весело сіяло. Отливъ былъ сильный, и я старался править такъ, чтобъ сколько возможно боле пользоваться его помощью; благодаря ему и дружнымъ ударамъ веселъ моихъ товарищей, мы двигались очень-быстро. Мало-по-малу, по мр того, какъ приливъ уменьшался, мы теряли изъ виду окрестности лса, и горы; теперь взорамъ нашимъ представлялись только грязные берега, но отливъ еще былъ чувствителенъ до Гревзенда. Такъ-какъ Провисъ былъ завернутъ въ шинель, то я нарочно направилъ лодку въ плавучему таможенному дому, потомъ выхалъ въ самую средину рки, прошелъ подъ кормою большаго транспортнаго судна съ войсками, которыя, свсясь за бортъ, смотрли на насъ во вс глаза. Вскор отливъ превратился, cyдна, стоявшія на якор стали повертываться; вотъ, они вс повернулись, чтобъ воспользоваться подступавшимъ приливомъ и стали цлымъ флотомъ тсниться вокругъ насъ. Теперь мы придерживались береговъ, избгая по возможности прилива, и тщательно обходя отмели и острова.

Гребцы наши были совершенно-свжохоньки, они, по временамъ, пускали лодку минуты на дв по теченію, и теперь имъ было достаточно четверти часа, чтобъ совсмъ отдохнуть. Мы вышли на берегъ, на сырые, скользкіе камни, и подкрпились дою и питьемъ, которыми успли запастись. Мсто напоминало мн мои родныя болота: то же плоское однообразіе, тотъ же туманный горизонтъ. Все было тихо и неподвижно, только рка быстро неслась, крутя и шатая пловучія вхи. Послдній корабль изъ видннаго нами флота уже скрылся за послднимъ изгибомъ рки; послдняя барка съ сномъ и чернымъ парусомъ спшила за нимъ; осталось только нсколько баластныхъ лодокъ, погрузшихъ въ тин. Какой-то неуклюжій, меловой маякъ стоялъ на курьихъ ножкахъ посреди грязи, словно скорчившійся старикъ на костыляхъ; покрытые иломъ палки и камни торчали изъ грязи; старая пристань и заброшенный домишко безъ крыши полусвалились въ ту же грязь, словомъ — все вокругъ было грязь и запустніе.

Мы скоро отчалили и проплыли дале, сколько могли. Теперь подвигаться впередъ было трудне, но Гербертъ и Стартопъ гребли безъ остановки, пока солнце не сло. Къ тому времени уровень рки немного поднялся, и мы могли видть вдаль по берегу. На самомъ горизонт виднлось солнце, въ ярко-багровомъ сіяньи, постепенно переходившемъ въ боле-темные оттнки; казалось, между нами и солнцемъ лежало одно пустынное болото; только одинокіе чайки своими криками по временамъ нарушали спокойствіе этого безжизненнаго мста.

Ночь быстро темнла, а луна всходила не рано, такъ-какъ было время полнолунія, и потому мы остановились, чтобъ держать совтъ о томъ, какъ поступать дале. Совтъ длился недолго: намъ, очевидно длать было нечего, какъ остановиться на ночь у какого-нибудь заброшеннаго кабака. Итакъ, мы снова принялись за весла, а я высматривалъ по сторонамъ желаемое пристанище. Такимъ образомъ, мы плыли молча еще четыре или пять скучнйшихъ миль. Было холодно и сыро, такъ-что барка съ углемъ, на которой былъ разведенъ огонекъ, показалась намъ самымъ завиднымъ помщеніемъ. Между-тмъ, уже совершенно стемнло; казалось, до насъ доходило боле свта отъ рки, нежели съ неба, ибо звзды отражавшіяся на вод, множились сотнями при каждомъ всплеск веселъ.

Въ эти грустныя минуты, каждый изъ насъ былъ видимо проникнутъ мыслью, что насъ преслдуютъ. Приливъ нердко нагонялъ волну на пустынный берегъ; при каждомъ плеск подобной волны, когда она ударялась о прибрежные камни, кто-нибудь изъ насъ вздрагивалъ и всматривался въ мракъ, по тому направленію, откуда слышался звукъ. По мстамъ рка образовала маленькія бухты, и мы объзжали каждую изъ нихъ, съ какимъ-то нервнымъ трепетомъ, опасаясь, чтобъ въ нихъ не скрывались преслдователи. По временамъ, одинъ изъ насъ восклицалъ; «Что это за плескъ?» или «это не лодка ли тамъ?» Потомъ наступала мертвая тишина, и я, сидя у руля, удивлялся шуму, съ какимъ весла скрипли въ своихъ гнздахъ и ударяли воду.

Наконецъ, мы замтили свтъ на берегу въ какомъ-то домик и потомъ разглядли, что мимо его шла дорога, уложенная камнемъ. Оставивъ прочихъ въ лодк, я вышелъ на берегъ и убдился, что это было освщенное окно кабачка. Кабачекъ былъ довольно-грязный и вроятно, хорошо знакомъ контрабандистамъ; но въ кухн пылалъ заманчивый огонь; изъ съдобнаго тамъ оказалось только яйца и ветчина, въ напиткахъ же не было недостатка. Въ домик кром того были дв комнаты, каждая съ двойною постелью; «ужъ какія ни на есть», остроумно замтилъ хозяинъ. Все общество въ кабачк состояло изъ хозяина, его жены и какого-то сренькаго существа, въ качеств мстнаго Джака или мальчика, крайне-грязнаго и неопрятнаго, кто бы сказалъ, что и онъ валялся въ тин и грязи, вмст съ палками и каменьями, торчавшими по берегу.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Афганец. Лучшие романы о воинах-интернационалистах
Афганец. Лучшие романы о воинах-интернационалистах

Кто такие «афганцы»? Пушечное мясо, офицеры и солдаты, брошенные из застоявшегося полусонного мира в мясорубку войны. Они выполняют некий загадочный «интернациональный долг», они идут под пули, пытаются выжить, проклинают свою работу, но снова и снова неудержимо рвутся в бой. Они безоглядно идут туда, где рыжими волнами застыла раскаленная пыль, где змеиным клубком сплетаются следы танковых траков, где в клочья рвется и горит металл, где окровавленными бинтами, словно цветущими маками, можно устлать поле и все человеческие достоинства и пороки разложены, как по полочкам… В этой книге нет вымысла, здесь ярко и жестоко запечатлена вся правда об Афганской войне — этой горькой странице нашей истории. Каждая строка повествования выстрадана, все действующие лица реальны. Кому-то из них суждено было погибнуть, а кому-то вернуться…

Андрей Михайлович Дышев

Детективы / Проза / Проза о войне / Боевики / Военная проза