Большие надежды (без указания переводчика)

— Пипъ, старый дружище! сказалъ онъ, протянувъ мн руку: — свтъ полонъ прощаній и разлукъ! И одинъ на свт кузнецъ, другой — мдникъ, третій — золотильщикъ; вотъ между этими людьми и должны быть различія; но этимъ нечего огорчаться. Если кто-нибудь изъ насъ сегодня виноватъ, то это я. Я и ты, мы вмст не можемъ быть въ Лондон, и вообще нигд, какъ посреди друзей, которые насъ понимаютъ. Не то, чтобъ я былъ гордъ — нтъ, но я хочу всегда хорошо поступать, и ты никогда боле меня не увидишь въ этомъ плать. Я нехорошо длаю, когда надваю это платье. Я нехорошо длаю, когда оставляю кузницу, свою кухню или наши болота. Ты будешь гораздо-лучшаго обо мн мннія, вспоминая обо мн въ моемъ обыкновенномъ, замаранномъ плать съ молоткомъ въ рук или трубкою въ зубахъ. Ты будешь гораздо-лучшаго обо мн мннія, если когда-нибудь пожелаешь со мною повидаться и, заглянувъ къ окошко кузницы, увидишь кузнеца Джо въ изношенномъ сожженномъ передник и услышишь какъ онъ стучитъ своимъ молоткомъ по наковальн. Мн очень, очень-тяжело и грустно, но, мн сдается, я наконецъ добрался-таки до истины. Ну, прощай, Пипъ, Христосъ съ тобою, старый дружище, Христосъ съ тобою!

Нтъ, я не ошибся, онъ дйствительно имлъ какое-то врожденное достоинство. Уродливое платье его уже теперь не вредило ему въ моихъ глазахъ такъ же точно, какъ оно не могло и заслонить ему врата царствія небеснаго. Онъ тихонько поцаловалъ меня въ лобъ и вышелъ. Когда я пришелъ въ себя и побжалъ искать его въ сосднихъ улицахъ, слдъ его уже простылъ.

XXVIII

Итакъ, мн предстояло на слдующій день постить мой родимый городъ. Въ первомъ порыв раскаянія я хотлъ непремнно остановиться у Джо. Но когда прошло нсколько времени и я взялъ на завтра мсто въ дилижанс и създилъ въ мистеру Покету, я началъ изобртать себ извиненія, чтобъ остановиться не у Джо, а въ «Синемъ Вепр»: вопервыхъ, я стснилъ бы Джо, ибо меня не ожидала и моя постель врно не была готова; вовторыхъ, отъ нашего дома было слишкомъ-далеко до миссъ Гавишамъ, а она была очень-взыскательна. Самого себя обманывать легче всего, и потому я легко поддался этимъ обманчивымъ доводамъ. Однако, это очень-странное явленіе. Взять по ошибк фальшивую монету за настоящую — дло очень-понятное; но, что сказать о томъ, кто принимаетъ фальшивую монету своего собственнаго издлія за настоящую? Обязательный незнакомецъ можетъ, взявшись завернуть мои деньги, ловко подмнить ихъ орховой скорлупой; но что жъ его ловкость сравнительно съ моею, когда я самъ завертываю скорлупу и увряю себя, что это деньги?

Ршившись остановиться у «Синяго Вепря», я началъ раздумывать, не взять ли мн съ собою моего грума. Конечно, меня сильно соблазнила мысль объ эффект, который онъ произвелъ бы, публично вывтривая свои высокіе сапоги, на двор «Синяго Вепря». Я съ торжествомъ воображалъ себ, вкъ онъ войдетъ въ лавку Тряба и вкъ ошеломитъ мальчишку Тряба. Но, съ другой стороны, этотъ самый мальчишка могъ съ нимъ сблизиться и разсказать ему кое-что, или, пожалуй, осмять и закидать его грязью на улиц. Чего нельзя-было ожидать отъ такой дерзкой твари? Къ-тому жь, могла о немъ услыхать и моя благодтельница и не одобрить такой роскоши — словомъ, я ршился хать одинъ.

Я взялъ мсто въ вечернемъ дилижанс, и такъ-какъ была уже зима, то мы не могли пріхать къ мсту назначенія прежде сумерекъ. Дилижансъ отъзжалъ въ два часа, и я пріхалъ въ контору минутъ за десять. Я взялъ съ собою грума до дилижанса, чтобъ мн помочь въ случа нужды, хотя, но правд, онъ никогда мн не помогалъ, если только могъ отшутиться.

Въ то время было обыкновеніе пересылать колодниковъ на галеры въ общественныхъ дилижансахъ. Я часто слыхалъ объ этомъ и самъ видалъ за большихъ дорогахъ, какъ они, сидя въ наружныхъ мстахъ, гремли своими цпями; потому я вовсе не удивился, когда Гербертъ, встртивъ меня на путевомъ двор, объявилъ, что со мною вмст дутъ двое колодниковъ. Но, какъ извстно, я имлъ причины, хотя уже и очень-устарлыя, смущаться при одномъ имени колодниковъ.

— Вдь, теб все-равно, Гендель? сказалъ Гербертъ.

— Конечно!

— Мн показалось, какъ-будто теб это очень не понравилось.

— Я не могу сказать, чтобъ они мн нравились, да и ты, я думаю, не особенно ихъ любишь. Впрочемъ, мн, право, все-равно.

— Посмотри: вонъ ихъ ведутъ, сказалъ Гербертъ. — Какое грубое и унизительное зрлище!